✟ Virtus et Gloria

Бхакти

Часто можно услышать, что в индуизме нет личного Бога. Это, конечно, не так.

Е.А. Торчинов:

«Классическое бхакти строго настаивает на личном характере Бога и отличии от него души бхакты. При этом божественная личность, Ишвара, считается началом более высоким, чем безличный Брахман, считающийся лишь излучением, или эманацией Ишвары. В противном случае эмоциональное и чувственное бхакти индийского средневековья утрачивает свой смысл.

Некоторые направления бхакти, выходящие, впрочем, за пределы пространства ортодоксии, предполагали даже своеобразную квазитантрическую сексуальную практику, в ходе которой партнеры отождествляли друг друга с душой и Богом (это, в частности, характерно для гетеродоксального кришнаистского движения сахаджия XVI в.). Но и в более умеренных направлениях эротическая символика и топика присутствовали в полной мере, при этом душа рассматривалась как женское начало, а Бог — как мужское» [1].

Об эротизме парахристиан, вроде Симеона Нового Богослова, можно прочитать в следующих статьях:

• Василий Васильев «Гомоэротика в сочинениях преподобного Симеона Нового Богослова» [2];
• Дерек Крюгер «Гомоэротическая притча и тело монаха у Симеона Нового Богослова» [3].

О причине этого эротизма я пишу в четвертом томе, в главе «Энергетические центры».

Е.А. Торчинов:

«Бхакта (любящий, преданный) может совершать любые дела, но при этом он полагается исключительно на Бога, ищет прибежища в Боге и божественной милостью достигает вечного и непреходящего состояния, то есть мокши, освобождения.

Бхакти предполагает и джняну, гносис: благодаря совершенной любви к Богу, бхакта достигает полного богопознания и погружается в То (тат), Абсолют . Бхакта как бы посвящает все свои дела Богу, считая Бога, а не себя, истинным делателем, относится к Богу как к высшей цели, постоянно о нем размышляя, благодаря чему он избавляется от аханкары («яйность», своеволие, эгоцентрическая ограниченность) и получает «высший мир и вечную обитель».

Это религиозное течение также не предполагает полного слияния, растворения в божестве.

Е.А. Торчинов:

«Тем не менее бхакти изначально предполагало дуализм любящего и любимого, почитающего и почитаемого... В бхактийских текстах (особенно средневековых) очень много говорится о том, что бхакти в конечном итоге приводит к недвойственности, ибо любовь преодолевает различие любящих подобно тому, как, если использовать новозаветный образ, муж и жена образуют единую плоть; но эта недвойственность соединившихся возлюбленных отнюдь не то же самое, что недуальность адвайта-веданты».

Торчинов:

«В философско-богословском плане Чайтанья (Чайта́нья Махапрабху́ — основоположник гаудия-вайшнавской традиции индуизма, где он рассматривается как особое воплощение Радхи и Кришны в одном лице «Е.Ж.») стоял в резкой оппозиции к адвайта-веданте, относя ее (как и буддизм) к учениям, отвергающим личного Бога, а следовательно — атеистическим и имперсоналистическим.

Религиозные переживания бхактического типа есть почти во всех развитых религиях (исключением здесь, безусловно, являются принципиально «нетеистические» буддизм и джайнизм), особенно в исламе (суфизм) и средневековом католицизме (любовно-мистические экстазы св. Терезы Авильской) (Торчинов выражает распространённое мнение о св. Терезе, этот пункт остается под вопросом «Е.Ж.»)).

Тем не менее христианскую ортодоксию всегда настораживала избыточная чувственность и даже эротизм трансперсонального опыта данного типа, тогда как в суфизме он спокойно сосуществовал с абсолютным холизмом и «имперсонализмом» традиций, в духе адвайта-веданты, провозглашавших единство и единственность существования (вахдат ал-вуджуд)» [4].

Впрочем, сирийские мистики гораздо спокойнее относились к эротизму. Например, описывая трактат Симеона д-Тайбуте «Истолкование тайн кельи» французский исследователь Беле Робер пишет: