Мистерии
Слово «апофеоз», как нетрудно догадаться, древнегреческое: ἀποθεόσις, от ἀπο- (приставка со значением удаления или превращения) + θεός «бог». Сегодня оно нередко мелькает в устной и письменной речи, но часто не в том значении, в каком использовалось древними эллинами. Даже в Древней Греции значение слова «апофеоз» менялось со временем.
Первоначально оно использовалось, когда речь шла о причислении простых смертных к сонму богов. Кого причисляли? Героев древнегреческих мифов — обычных людей, рожденных от земной женщины и бога-олимпийца. Апофеозом был переход простого смертного в другое качество — божественное. Но надо сказать, что процесс преображения в античных мифах встречался редко. Только самые выдающиеся герои — например, Геракл — были причислены к сонму богов. Об этих «бесах и обожествленных людях» пишет Златоуст в своем комментарии на 1Кор. 8:5. Об этом подробнее в главе «Лже-Дионисий».
Дитер Лауэнштайн, «Элевсинские мистерии»:
«Вместе с подобными теургиями родилась платоническая литургия, или евхаристия. Христианская литургия тоже лишь в IV и V веке приобрела свою общепринятую форму с постоянным, закрепленным текстом. Обе эти структуры развивались параллельно на одном и том же пространстве. Поскольку христианское учение, по сути, складывалось в течение этих двух веков и поскольку епископы на соборах ссылались не только на Павла, предание и т.п., но и на «науку», то есть на таких платоников как Прокл, к примеру, культ они выстраивали не без оглядки по сторонам. В литургии христиан и поныне течет элевсинская кровь» [1].
Это чрезвычайно скромное утверждение. В главе «Теургия» вы увидите размах этих «оглядок».
Е.А. Торчинов описывает мистерии Аттиса:
«Участники ритуала переживали катарсис, духовное очищение и обновление, царило радостное и веселое настроение. В ритуал смерти и воскресения Аттиса входила и священная трапеза, своего рода причастие, когда верующий вкушал пищу с тимпана, а питье — с кимвала, главных музыкальных инструментов священного оркестра. Во время этого таинства жрец произносил: «С тимпана вкусил, с кимвала испил, приобщился Аттису» [2].
Также он пишет про разное восприятие христианами этих мистерий, которые, порой, очень похожи на главную христианскую «мистерию»:
«Тем не менее и апологеты христианства, и отцы церкви прекрасно осознавали необходимость объяснения странной близости мифов о «языческих» богах и христианской доктрины, тем более что как враги ортодоксии в лице гностиков, так и почитатели богов-спасителей были не прочь поспекулировать на этой теме и использовать сходство жизненных обстоятельств все более популярного Иисуса и своих богов.
Так, возмущенный подобными спекуляциями св. Августин рассказывает о том, как некий жрец Кибелы сказал ему: «Et ipse Pileatus christianus est» («И даже сам Пилеат [т. е. бог во фригийской шапке] является христианином»). Одни христианские авторы склонны были видеть в этом сходстве бесовские козни, смущающие христиан, другие — усматривать в древних мифах и мистериях своего рода «евангельское приуготовление», подготовку человечества Божественным промыслом к принятию Нового Завета. Первую точку зрения вполне отчетливо выразили св. Юстин-мученик и Тертуллиан, вторую — св. Климент Александрийский.
«Бесы, узнав через иудейских пророков о скором пришествии Господа, поспешили изобрести басню о боге Дионисе, чтобы распространить ее среди эллинов и других народов, особенно там, где, как они знали, поверят этим пророчествам» (св. Юстин-мученик).
«Так-то подражает дьявол воскрешению Господа», — говорит Тертуллиан о мистериях Аттиса.
«И эллинская, и варварская мудрость видит вечную истину в некоем растерзании, распятии — не в том, о коем повествует баснословие Дионисово, а в том, коему учит богословие вечного Логоса» (св. Климент Александрийский).
Что же касается христиан-гностиков (особенно это относится к египетским офитам), то они могли прямо отождествлять Иисуса и Аттиса, Иисуса и Адониса, рассматривая галилейского проповедника в качестве исторического явления вечного парадигматического принципа, олицетворяемого древними богами мистерий: «Кто бы ты ни был, — Крона блаженного, Деи ли великой сын, — радуйся, Аттис таинственный! Трижды желанным Адонисом тебя называют сирийцы, богом Осирисом — египтяне, эллинов мудрость — рогом небесного месяца, самофракийцы — великим Адамом, гемонийцы — святым Корибантом, а фригийцы — то Папою, то богом Умершим, то Нерождающим, то зеленеющим срезанным Колосом... то юным свирельщиком Аттисом » (гимн гностиков-офитов, посвященный, очевидно, Христу; перевод Д. С. Мережковского)» [3].
Как мы увидим далее, вместо намеренного дистанцирования обряда и формы нашего главного Таинства, евхаристии, церковь пошла по строго противоположному пути: полное, детальное воссоздание античных мистерий. Якобы вкладывая в это новый, свой смысл.
Это – вообще лейтмотив восточного христианства: языческие методы, политеистическое мышление, вроде как наполненное христианским содержанием. Но, как увидим далее, невозможно снимаясь в порнофильмах и раздавая заработанное детям-инвалидам, считать себя христианином. Эта метафора относится к нашему политеистическому культу и языческой практике — нельзя кадить твари вместо Творца и держать в уме, что ты кадишь «Богу по благодати» через «почитательное поклонение». Это каждение твари вместо Творца.
Это – поклонение твари вместо Творца. Это и есть идолопоклонство, это и есть языческая методология поклонения, это и есть политеизм.
Для очень краткого обзора двух главных теургий привожу исследование к.ф.н. Станислава Буланова.