Манихейство
Йонас:
«На мысль Мани действительно повлияли три религии, чьих основателей — Будду, Зороастра, Иисуса — он признавал как своих предшественников. Если мы попытаемся разделить это влияние, то мы можем сказать, что христианская религия оказала воздействие на его эсхатологию, а буддизм — на моральный и аскетический идеал человеческой жизни». [1]
Идея и идеал монашества был привнесен в культурно–географическую среду христианского мира от буддистов через манихеев.
Из православной энциклопедии:
«Слово μοναχός 3 раза встречается в коптском переводе «Евангелия от
Фомы» из библиотеки Наг-Хаммади. Здесь оно употребляется наряду с коптскими эквивалентами
(один, единый), которые в сохранившемся греческом фрагменте из Оксиринха передают соответственно
εἷς μόνος и, вероятно, μόν[οι] / μοναχ[οί]. Судя по контекcту, в «Евангелии от Фомы» выступает
как технический термин и указывает на:
Эта же идея избранности, исключенности из обычной человеческой жизни, превалирует в
манихейской «монашеской» терминологии. В сочинениях Мани, написанных на арам. языке,
аскеты именуются (жен. р.), что соответствует греч. δίκαιος (праведный). В среднеперсидской
Шапуракане используются термины (избранный), (благочестивый), (верный, верующий)».
[2]
Современные учёные склонны датировать создание «Евангелия от Фомы» 60—140 годами. Монашеская практика манихеев как раз на несколько десятилетий предваряет христианское монашество в Египте. Со всей очевидностью, монашество со своим индивидуализмом глубоко чуждо Евангелию, с его идеалом деятельного служения Церкви – общине – телу. Опять же, не преследуя цель показать заимствования, все же нельзя не признать, что появления монашеского манихейства в Александрийской среде приводит к гремучей смеси христианства, гностицизма в изводе Мани. А манихеи, в свою очередь, никогда не скрывали, что приняли идеал аскета из буддизма.
Йонас:
«Однако полный ригоризм манихейской этики приберегается для специфической группы «Избранных» или «Истинных», которые должны вести монашескую жизнь, исполненную аскетизма. Значительные массы верующих, называемых «Слушатели» или «Воины», жили в мире при менее строгих правилах, и к их похвальным деяниям принадлежала забота об Избранных, сделавших возможной их жизнь через очищение. В общем, мы, таким образом, имеем три категории людей: Избранные, Воины и грешники, очевидно соответствующие христианско-гностической триаде пневматиков, психиков и sarkics («плотских людей»). Соответственно, существуют три «пути» для душ после смерти: Избранный приходит к «Раю Света»; Воин, «страж религии и помощник избранного», должен возвращаться к «миру и его ужасам» так часто и так долго, «пока его свет и его дух не освободятся, и после долгого странствия туда и обратно он не достигнет собрания Избранных»; грешники попадают во власть Дьявола и в Ад (Эн-Надим)». [3]
Вот мы имеем структуру, которая полностью совпадает с православным христианством: мы, миряне, люди второго сорта — «Слушатели», они — равноангельные — «Избранные», неверующие — грешники. Наша, мирян, добродетель заботиться об «Избранных», строить им жилища, обеспечивать всем: от теплых носков до майхбахов, на которых они разъезжают в своем подвиге крестоношения.
Посмертная судьба у нас разная. Нас, «Слушателей», в лучшем случае помилуют, а их, «Избранных», «назовут друзьями Божиими» — по слову Силуана. Или по слову еп. Игнатия «они, очистившиеся от страстей попадут в рай, а мы, кто от страстей не очистился — в ад», но так как мы им носочки все же носили, то по молитвам Церкви нам будет облегчение в аду.
Добавим сюда и разный чин погребения «Избранных» и «Слушателей». Вы, надеюсь, знали, что вас будут хоронить по-другому чину, нежели людей с выросшими крыльями? Поэтому наши благочестивые предки стремились за пару часов до смерти принять монашеский постриг: судьба-то разная после смерти!
Йонас:
«Это особенно тот случай, где аскетизм практикуется почти как технический метод с намерением подготовить души к восприятию мистического вдохновения, в котором окончательное осуществление в будущем является, так сказать, испытанным прежде. Здесь аскетизм служит делу очищения от порока, и качества, которые он придает субъекту – будут ли они мистическими, как только что отмечено, или просто нравственными – рассматриваются как ценные сами по себе; т.е. аскетизм имеет отношение к «добродетели», если она в новом смысле обусловлена внекосмической системой отношений». [4]
В отличие от Плотина, где аскетизм не был необходим, у гностиков, под влиянием монашеского идеала буддистов, аскетизм уже является хотя и не необходимой, но важной частью практик «гносиса», освобождения, спасения. Как и в православии, вроде бы для спасения монашество не обязательно, «но если хочешь быть совершенным»...