Причастие
В.В. Петров:
«Следует ли из сказанного, что ДА учит лишь об умной Евхаристии и отвергает телесное вкушение Даров? Нет, в его системе действенны оба модуса, хотя телесное причастие уступает умному и готовит его. В АК дважды говорится о телесном причащении, и оба раза — в последней, седьмой, главе Церковной иерархии. В одном из этих случаев автор АК защищает обычай крестить и причащать несмышленых младенцев, поясняя, что символы «приобщения Богоначалию» вскармливают причащающегося, давая залог будущего узревания божественного и общности с Богом. А ниже он недвусмысленно заявляет, что «Божественное законоположение священного обоим [душе и телу] дарует приобщение (κοινωνία) к Богоначалию: душе — в чистом созерцании и знании совершаемых [обрядов], телу же — как в образе — посредством божественнейшего мира и священнейших символов приобщения к Богоначалию. Это [двойное приобщение] освящает всецелого человека, священнодействует целостность его спасения и посредством всецелостности обрядов возвещает его будущее совершеннейшее воскресение».
Кроме того, у ДА имеется высказывание, которое можно интерпретировать в том духе, что символы «предельно соединены с божественным». Не является ли такая позиция внутренне противоречивой? Если ДА — последовательный неоплатоник, то он, возможно, должен был бы говорить только об умном причащении? Как мы покажем ниже, телесное («символическое») причастие вполне соответствует не только христианскому вероучению, но и принципам, лежащим в основе позднего неоплатонизма.
Часто полагают, что телом озабочена только христианская эсхатология, тогда как платонизм принимает в расчет только душу. Августин не раз цитировал изречение Порфирия: Omne corpus fugiendum esse («Должно избегать всякого тела»). Порфирий начинает биографию Плотина словами о том, что тот стыдился своего пребывания в теле. Однако пренебрежение телесным характерно только для первого этапа неоплатонизма, как раз и представленного сочинениями Плотина и Порфирия, полагавшими, что для достижения единения с Единым достаточно индивидуального созерцания. Напротив, позднейшие авторы — Ямвлих, Юлиан, Сириан, Прокл — не меньшую важность в возведении к богу отводили священнодействию (теургии) и молитве, которые задействуют телесные синфемы и символы.
В неоплатонизме Ямвлиха символы способны обеспечить связь с божеством, которая вовсе не является интеллектуальной. Более того, попытка «понять» символы окажется даже вредной. Вот как поясняет это он сам:
Ямвлих:
«Совершеннодействие (τελεσιουργία) неизреченных обрядов (ἔργων), богоподобное совершение которых превышает всякое мышление, и сила невыразимых символов, понимаемых одними богами, соделывают теургическое единение. Поэтому мы и не совершаем это мышлением — в таком случае их действие (ἐνέργεια) будет умственным и зависящим от нас, а ни то, ни другое не является истинным. В действительности, даже когда мы не мыслим, символы (συνθήματα) сами по себе совершают (δρᾷ) свое дело, и неизреченная сила богов, к которым они относятся, сама узнает свои образы (εἰκόνας), не побуждаемая нашим мышлением...»
Это – замечательная мысль. Несмотря на то, что у нас «сброд» не воспоминает жертву Христа по Его же заповеди, не возвещает смерть Спасителя по заповеди апостола, не собран в Церковь как тело, по слову Писания, не является общиной «ношением тягот друг друга», хотя у нас «каждый ест и пьет свое», все это не мешает механическим таинствам работать, потому что посвященные все правильно сделали, и потому что бог – механический, а не живой Бог Библии. И поэтому понимать не только не нужно, что происходит, но даже и вредно.
Ямвлих продолжает:
«Не нашими мыслями божественные причины по преимуществу призываются в действие, но эти мысли, все лучшие состояния (διαθέσεις) души и наша чистота должны предшествовать этому действию как вспомогательные причины. Главное, что побуждает божественную волю, — это сами божественные символы (συνθέματα). Таким образом, божественное приходит в движение от себя самого и не получает начала своей деятельности ни от какого менее совершенного существа».
В.В. Петров:
«Ямвлих, который в другом месте утверждает необходимость интеллектуального возведения, здесь заявляет, что само священнодействие как таковое обладает возводящей силой: сами синфемы и символы, безо всякой нужды в их истолковании, понимаются как «возводящие».
Гносис и священнодействие (жреческий путь) Ямвлих рассматривает как два дополняющих друг друга пути:
Ямвлих:
«Человек, понимаемый как обожествленный, некогда единый в созерцании богов, перешел к другой душе, приспособленной к человеческому виду формы, и потому он оказался в путах необходимости и судьбы. Нужно рассмотреть, в чем состоит освобождение человека и его избавление от этих пут. И здесь нет иного способа, кроме знания богов (τῶν θεῶν γνῶσις). Познать Благо — это и есть идея блаженства... Священными путями она отмеряет (ἱερατικαῖς ὁδοῖς ἀναμετρεῖ) умопостигаемые сущности... Она есть познание бога отца, предсущего и самоначального... Она сохраняет истинную жизнь, возводя ее к ее отцу... Знай, что это есть первый путь блаженства, дающий мыслительное наполнение душ божественным единением. А [второй путь] — жреческий и теургический дар Блаженства — называется вратами к богу (θύρα πρὸς θεὸν), создателю всяческих, или же местом и двором (αὐλή) Блага. Прежде всего он обладает свойством очищать душу... затем он готовит разум (διανοίας) к причастности и созерцанию (μετουσίαν καὶ θέαν) Блага... и наконец — к единению с богами, подателями благ.
И когда [теургия] сочетает душу с отдельными частями вселенной (κατ᾿ ἰδίαν ταῖς μοίραις τοῦ παντὸς συνάψῃ) и со всеми пронизывающими их божественными силами, это приводит душу к всеобщему Творцу и вверяет ему, ставит вне всякой материи, соединяет только с вечным Логосом... Наконец, теургия утверждает (ἐντίθησιν) душу во всецелом боге создателе. И это – конец жреческого возведения у египтян (τέλος τῆς ἱερατικῆς ἀναγωγῆς)».
Позднее Дамаский будет писать о том же:
«Жреческое искусство (ἱερατική) и философия отправляются не от одних и тех же начал. Так, если философия нисходит в осадок (ὑποστάθμην) сущих из единой Причины всего... то жреческое искусство (ἱερατικήν), т. е., почитание (θεραπεία) богов, так или иначе вяжет канаты возводящего спасения (ἀναδήσασθαι τὰ πείσματα τῆς ἀναγωγοῦ σωτηρίας) от... уровня, относящегося к миру и становлению. Оно начинается от имеющихся космических причин и имеет дело с ними...».
Тот же Дамаский замечает, что разные философы отдавали предпочтение то философии, то священному искусству, но в идеале оба пути к спасению сходятся воедино:
«Одни предпочитают философию, подобно Порфирию, Плотину и многим другим философам. Другие предпочитают жреческое искусство (ἱερατικήν), подобно Ямвлиху, Сириану, Проклу и всем священнодействующим (ἱερατικοί). Но Платон, поняв, что существует много доводов с обеих сторон, собрал их в единую истину, назвав философа «вакхантом». Ибо тот, кто отделил себя от становления, должен стать посредине, и свести то и другое в тождество».
Когда я приступил к написанию этой книги, у меня не было еще того понимания и охвата взглядом общей картины, которая есть сейчас. Спустя год исследований, я пришел к четкому осознанию, пониманию. Я прогуливался с собакой и думал над всем материалом. И в голове явно сформировалось понимание того, что представляет собой современное восточное христианство.
Не православие, потому что православие – это чистое, беспримесное евангельское, апостольское, соборное христианство. И, как часто бывает, полученное путем размышлений озарение потом подтверждается внешней информацией, более авторитетной, чем собственные размышления. Так и произошло: анализируя текст Петрова насчет двух путей спасения у язычников, я получил внешнее более авторитетное подтверждение. И понимаю, что это слово в слово то, что вчера сформировалось в стройную концепцию.
И вот что это. Позднеплатоническая концепция спасения предполагает 2 пути, которые хотя и могут дополнять друг друга, но, все же, достаточно автономны. И могут не пересекаться: храмовый обряд в виде теургии, литургии и священнодействия с одной стороны и созерцание посредством философии, упражнений, аскезы – с другой. Это – совершенно точно то, что предлагает для спасения современное восточное христианство. Или храмопоклонничество, или йога. Или через богослужение в символах или в пупке лицом к лицу православный адепт соединяется с Богом. Нужно ли говорить, что к христианству это не имеет никакого отношения? Каков путь христианина? «Вера, действующая любовью». Вера — это не пассивное согласие с тем, что Иисус из Назарета жил 2000 лет назад, что Он, вероятно, воскрес и даже, что Он Бог. Что, безусловно, тоже спасительно. Но вера в свое совершившееся спасение, что предполагает полное смирение, ненадеяние на себя, полное упование на Бога, ожидание блага только от Него одного, предание Ему всей своей жизни и как итог тихий, ровный, будничный союз с Ним в ощущении Его присутствия и жизни в Его водительстве. И производимые Им в нас «и хотения и действия по Своему благоволению» к «ношению тягот друг друга», «братолюбии и любви к ближним».
Достижение этого одной лишь верой, молитвой и размышлением над Писанием. Без стояния на камне или на столбе 10 лет. Без опустошения ума. Без сопения одной ноздрей в пупок и прочих языческих упражнений. Без перенесения ума к небесной иерархии через созерцание алмазного посоха епископа. Всего этого в православии нет. Почти никто не знает, что такое искупление, жертва, оправдание. Почти никто не знает апостольское предание первых веков христианства. Никто не знает, что такое «помазание от Святого», «рождение свыше», «облечение во Христа», «подражание Христу», «реки воды живой», «вселение Христа в сердце верой», «чувства навыком, обученные к различению добра и зла». Нет общины, нет братства, нет церковных обязанностей, нет дел любви. Никто из пастырей ничего об этом не знает, не учит и учить не может. Но будут часами рассказывать, как важен Филиппов пост, как замечательны путешествия Феодоры в загробном мире и т.д.
Таким образом, современное восточное христианство – это византийский имперский культ, предполагающий два пути спасения: храмовое благочестие и психофизические упражнения. И оба эти пути восприняты и усвоены из язычества, христианскими не являются и не были полноценной церковной традицией до 4-6-го века.
В.В. Петров:
«Приведенные тексты неоплатоников, придававших равное значение гносису и теургии, помогают понять, почему ДА, который отдает предпочтение умному созерцанию, полагая именно его истинным причастием, считает действенным и телесное причащение, реализуемое в обрядах, которые оперируют чувственными предметами. Последнее, впрочем, является для него вторичным: оно не заменяет первого, но открывает к нему путь.
Выше уже цитировались слова ДА о том, что символическое (телесное) священнодействие необходимо (и является начальным этапом на пути к умопостигаемому) потому, что сами люди по своей душевно-телесной организации «символичны», как «символично» и их священноначалие. Это находит концептуальные и лексические параллели у Юлиана, который замечает, что те, кто пребывают в телах, и служить должны телесно».
Предлагаю вам опознать следующий текст в трех вариантах: кому он принадлежит?
Вариант № 1. «Наши отцы устроили статуи, алтари, стражу неугасимого огня и все такого рода вещи как символы присутствия Бога — не для того, чтобы мы полагали эти символы Богом, но чтобы посредством них мы служили Богу. Ибо, будучи в телах, мы должны творить Богу телесную службу, хотя сам Бог бестелесен».
Вариант № 2. «Наши отцы устроили статуи, алтари, стражу неугасимого огня и все такого рода вещи как символы присутствия святых — не для того, чтобы мы полагали эти символы самими святыми, но чтобы посредством них мы почитали святых. Ибо, будучи в телах, мы должны почитать их через телесную службу, хотя сами они бестелесны».
Вариант № 3. «Наши отцы устроили статуи, алтари, стражу неугасимого огня и все такого рода вещи как символы присутствия богов — не для того, чтобы мы полагали эти символы богами, но чтобы посредством них мы служили богам. Ибо, будучи в телах, мы должны творить богам телесную службу, хотя сами боги бестелесны».
Оригинальный вариант – № 3. Это – Ямвлих из египетских мистерий. Как вы видите, и первый и второй вариант ничем не отличаются от наших представлений о «божественной службе» ангелам и маленьким богам-святым (латрия, гипердулия и дулия у католиков, латрия и проскинеза у православных).
В.В. Петров:
«В АК лицами, соединяющими созерцание со священнодействием, являются «священный Карп» и «божественный Иерофей». ДА пишет о своем знаменитом руководителе (τῷ κλεινῷ καθηγεμόνι), что тот усваивал знание божественного не только из Предания или Речений, но «...получив посвящение (ἐμυήθη) от некоего божественнейшего вдохновения, [Иерофей] не только узнавал, но и переживал (οὐ μόνον μαθὼν ἀλλὰ καὶ παθών) божественное, и вследствие, если так можно выразиться, симпатии к божественному усовершился (ἀποτελεσθείς) в ненаучимом и таинственном единстве божественного и вере».
Слова «οὐ μόνον μαθὼν ἀλλὰ καὶ παθών» в очередной раз отсылают к сочинениям платоников, на этот раз – к работе епископа-философа Синезия, который применительно к священнодействиям говорил, что посвящаемым в таинства, чтобы стать «пригодными», не требуется рациональных построений ума и знаний, они должны переживать божественное и «приходить в определенное состояние»:
Синезий:
«То, что у них происходит, похоже на вакхическое исступление, или на прыжки безумного и одержимого богом (μανικῷ καὶ θεοφορήτῳ), или на достижение цели без участия в забеге, или на выхождение за пределы разума без предварительного задействования разума. Ибо священнодействие (τὸ χρῆμα ἱερόν) — это не приложение знания (ἐπιστασία τῆς γνώσεως), не разворачивание ума (διέξοδος νοῦ) и не [переход] от одного к другому. Напротив, если сравнивать большое с малым, это схоже с мнением Аристотеля, который полагает, что посвящаемым в таинство (τοὺς τελουμένους), становящимся пригодными (ἐπιτηδείους) [к принятию божественного] требуется не изучать что-либо, но переживать на опыте и приходить в определенное состояние (οὐ μαθεῖν τί δεῖν, ἀλλὰ παθεῖν καὶ διατεθῆναι). Ибо пригодность не связана с разумом (ἡ ἐπιτηδειότης δὲ ἄλογος)».
К сожалению, наши батюшки не «прыгают как безумные», не «выходят за пределы разума». Их «посвящение» не делает их «пригодными» к «принятию божественного». Но это не хорошо, а как раз говорит о том, что вся эта символическая чушь не работает. Никакого опыта переживания божественного через символическое восхождение ни у них, ни у нас нет и быть не может. Однако, настоящее посвящение, когда один демонолог передает свой опыт другому, более молодому, как раз подразумевает вхождение в такое особое состояние. Очень распространено это и сейчас среди шаманов. Там никакой профанации быть не может.
Если шаман не входит в экстаз и не беседует с духами, его выгонят из общины, а то и еще чего хуже. Но наши шаманы уже давно потеряли этот навык. Библию они не знают, экстазом не владеют, осталось одно название. Но Дионисий, кем бы он ни был, настаивает на таком экстатическом опыте. В его языческой среде это было настоящее посвящение. Настоящее общение с «богами» и «небесными умами».
М. Элиаде, один самых известных мировых религиоведов, пишет про шаманов:
«Это важный момент: он показывает ту разницу, которая существует, например, между религиозной жизнью североазиатского народа и религиозным опытом его шаманов — этот последний есть опыт индивидуальный и экстатический. Иными словами, то, что для остальной общины остается космологической идеограммой, для шаманов (и других героев и т. д.) становится мистическим маршрутом. Первым Центр Мира позволяет направлять к небесным богам своим просьбы и приношения, тогда как вторым он дает возможность улететь в прямом смысле слова. Реальное сообщение между тремя космическими зонами возможно лишь для этих последних».
В.В. Петров:
«Приведенные отрывки из ДА и Синезия содержат отчетливые мистериальные и теургические аллюзии. Схожее рассуждение имеется и у Ямвлиха:
Ямвлих:
«Из самих обрядов (τῶν ἔργων) ясно, что [осияние при призываниях богов]... спасительно для души. Ведь в созерцании блаженных зрелищ (θεάματα) душа меняется к иной жизни, действует иным действием (ἑτέραν ἐνέργειαν ἐνεργεῖ) и полагает, что уже не является человеком, причем полагает правильно. Помимо этого, она зачастую, отбросив собственную жизнь, получает взамен наиблаженнейшее действие богов... Восхождение посредством призываний предоставляет жрецам очищение от страстей, отстранение от становления и единение с божественным началом...
[Призывания] не связывают жрецов с богами посредством страсти. Они предоставляют им общность (κοινωνίαν) нерасторжимого соития при помощи божественной дружбы (φιλίας), связующей все... Они делают человеческий ум (γνώμην) пригодным (ἐπιτηδείαν) для причащения богам, возводят его к богам и приводят его в согласие [с ними] посредством слаженного убеждения. Вот почему священные имена богов и прочие божественные синфемы, будучи возводящими, могут сочетать (συνάπτειν) [ум] с богами».
Этот текст Ямвлиха помогает лучше понять, каким образом мог представлять себе механизм священнодействия ДА. «Созерцание блаженных зрелищ» не отменяет священнодействия, использующего «символы», но является его неотъемлемой частью. В священнодействии теург «отбрасывает собственную жизнь» и получает «действие богов». Так, ἱερουργία превращается в θεουργία, и обрядом руководит уже не человек, но сами «умопостигаемые зрелища».
Показательно употребление Синезием и Ямвлихом термина «пригодность». Начиная с Ямвлиха, он означает у платоников способность и готовность теурга принять в себя бога. «Пригодность» (ἐπιτηδειότης) теурга становится у ДА «достойным состоянием» священноначальника. ДА говорит о том, что для того, чтобы быть достойным причастия и его преподания, священноначальник должен иметь надлежащее состояние (ἕξις).
Иногда это требование «достойности» применительно к священноначальнику интерпретируется исследователями как некий присущий «восточной Церкви» идеализм в изображении духовенства, но речь идет о том, что, не обладая надлежайшей «пригодностью», священноначальник просто не сподобится «богоделаний».
Это – настоящая теургия. Чем наши «посвященные» отличаются от нас, «сброда»? Метафизически ничем. Они не более образованы, а порой весьма менее. Не более духовны, зачастую много меньше. Они не рассказывают вам за чаем о своих мистериальных откровениях. Это – просто совершители, переливатели из одного сосуда в другой. И, слава Богу, это как раз роднит нас тем немногим, чем была ранняя Церковь. Быть предстоятелем собрания означало служение, а не привилегию и посвящение. Возложение рук – это испрашивание дара пастырства и организации общины, а не «посвящение» в тайносозерцание.
Но вот у Псевдо-Дионисия это как раз-таки настоящая теургия. С посвящением и метафизическим отличием посвященных и профанов. Вот как описывает шаманскую инициацию Е.А. Торчинов:
«У эскимосов-иглуликов ритуал инициации еще интереснее. Желающий стать шаманом приходит к выбранному учителю и просит его наставлений. Если тот не видит препятствий, соглашается. Тогда ученик и вся его семья каются перед шаманом в грехах (нарушение табу и пр.), после чего наступает краткий период наставлений (иногда пять дней), за которым следует период усиленной тренировки в уединении. Затем приходит пора собственно инициации.
Старый шаман выделяет душу ученика из его глаз, мозга, внутренних органов и т. д., чтобы духи могли знать, что в нем является лучшим. После этого новый шаман приобретает способность отделять душу от тела (что-то вроде отделения астрального тела западного оккультизма) и совершать длительные «духовные» путешествия в воздушном пространстве и глубинах морей.
Затем благодаря усилиям учителя посвящаемый переживает озарение или просветление (ангакокв или кауманекв), заключающееся в видении таинственного света, который шаман внезапно ощущает в теле и голове. Этот свет подобен сияющему огню, благодаря которому шаман может видеть в темноте (и в буквальном, и в переносном смысле) даже с закрытыми глазами. Ему также становятся присущи ясновидение и предвидение. Посвящаемый обретает видение света после долгих часов ожидания в своем жилище, во время которого он, вероятно, занимается созерцанием и вызыванием духов».
Ну и так далее. То есть, это и есть настоящие «посвященные». А у нас одно название осталось. Но при этом почести, отдаваемые им, их отношение свысока к низшим, все эти чины и разного цвета шапки, почетные палки и прочие награды, безусловно должны отличать степень их «посвящения» в небесные тайны. Как же, ведь они «перед престолом Божиим» за нас молятся!
А мы, толпа, не перед престолом? Нам доступ закрыт туда? На каком, позвольте узнать, основании? Кто-то отменил послание к евреям? Кто-то отменил церковное предание первых веков? Да, именно так и есть. И апостольское Предание, и Писание отменили эти «посвященные». Теперь они «перед престолом Божиим» стоят, а нам «крохи как псам» с их божественной трапезы падают. «Батюшка, помолитесь», «Батюшка, записочку возьмите», «Батюшка, частичку выньте». И не потому, что он праведник, по слову Писания: «Много может молитва праведного». А потому что «посвященный».
Лескова давайте вспомним:
«Я в ответ на это ей поклонился, и, кажется, даже и с изрядною неловкостью поклонился.
— Поди же, благослови меня, — сказала она.
Я подошел и благословил ее, а она взяла и поцеловала мою руку, чего я всячески измерен был уклониться.
— Не дергай руки, — сказала она, сие заметив, — это не твою руку я целую, а твоего сана. Садись теперь и давай немножко познакомимся».
А что за «сан»? Чем рука «сана» отличается от моей руки? А вам Лже-Дионисий ответит: по ней благодать течет от 9 чинов ангельских.
Вот как об этих «посвященных» в индуизме пишет Е.А. Торчинов:
«Как уже говорилось, в жертвоприношениях участвовали разные группы жрецов, совершавшие вполне определенные и конкретные ритуальные действия. Но среди них был один жрец, а именно брахман, который, казалось, не делал ничего во время ритуала, а просто сидел, и тем не менее именно он получал половину платы за ритуал, тогда как вторая половина делилась между всеми остальными совершавшими жертвоприношение жрецами. В чем же тут дело? Ответ заключается в том, что как раз брахман и является человеком, обусловливающим действенность и эффективность жертвоприношения, ибо в течение всего ритуала он сосредоточивается на внутреннем смысле и архетипическом прообразе по принципу «тот, кто так зная…». Именно брахман так знает, в то время как другие жрецы совершают культовые действия, а эта сосредоточенность, сконцентрированность сознания брахмана на сути ритуала безусловно имеет уже психотехническую природу и, по существу, приближается к йогическому созерцанию».
Ну это просто описание нашей митрополичьей службы в одном из храмов епархии. Мне мой знакомый священник пишет в чат: «Завтра митрополит у нас служит. У нас все готово!» и посылает фото с конвертами. Для непосвященных читателей: храм платит митрополиту и его свите деньги за то, чтобы он отслужил у них в храме. Как вам такой расклад? А почему? Потому что он и есть причина совершения таинств. Вот как написано об этом в «Послании восточных Патриархов»:
«Звание Епископа так необходимо в Церкви, что без него ни Церковь Церковью, ни Христианин Христианином не только быть, но и называться не может. — Ибо Епископ, как преемник апостольский, возложением рук и призыванием Святого Духа получив преемственно данную ему от Бога власть решить и вязать, есть живый образ Бога на земле и, по священнодействующей силе Духа Святого, обильный источник всех Таинств Вселенской Церкви, которыми приобретается спасение. Мы полагаем, что Епископ столь же необходим для Церкви, сколько дыхание для человека и солнце для мира. Посему некоторые в похвалу Архиерейского сана хорошо говорят: «Что Бог в Церкви первородных на небесах и солнце в мире — то каждый Архиерей в своей частной Церкви; так что им паства освещается, согревается и соделывается храмом Божиим».
Как вам? Да, именно благодаря епископу я называюсь христианином. Именно епископ делает из меня храм Божий. Именно епископ – «источник всех таинств». Именно епископ меня «согревает и освещает». Как же не дать ему денег, чтобы он послужил у нас в храме?! Да за такие блага любые деньги! Ведь само спасение зависит от его ко мне благоволения. А вот, что думали первые христиане насчет денег епископу:
«Всякий апостол, приходящий к вам, пусть будет принят, как Господь. Но он не должен оставаться более одного дня, если же будет нужда, то и другой, но если он пробудет три (дня), то он – лжепророк. Уходя же, апостол пусть ничего не принимает, кроме хлеба (сколько потребно) до места ночлега, но если он будет требовать серебра, он – лжепророк».
Напомню, что епископы у нас наследники апостолов, то есть, фактически они сами апостолы, поэтому все, что говорится о правилах к апостолам, говорится про них. Так что же это получается? Все наше архиерейство согласно Дидахе – лжепророки? Наверное, есть такие, которые служат без конвертов. Возможно. Но в нашей богоспасаемой епархии все по отеческим преданиям, как нам отцы заповедовали: с конвертами. Мы же не обновленцы, прости Господи, не клятые лютеры, у нас все по отеческому чину. Но конверты это, понятно, дело опциональное, а вот богословие брахмана и епископа – это догмат. Как мы видим, такое понимание священноначальника приходит к нам через лжеца Дионисия от язычников всех пород и мастей.