✟ Virtus et Gloria

Восхождение

Как и любая система психофизических практик, исихазм имеет свою лестницу восхождения. Для начала посмотрим на йогу.

Первые два уровня — это заповеди, называемые «ямами» (воздержания) и «ниямами» (соблюдения), которые составляют предварительные условия аскетической жизни. Соблюдение этих предписаний позволяет йогину достичь успеха в овладении силами, от которых он отказался. Существует пять воздержаний: ненасилие, правдивость, воздержание от воровства, воздержание от половой жизни, воздержание от сребролюбия. «Ниямы» включают в себя ряд правил, касающихся тела и ума: чистота, спокойствие, аскетизм, чтение священных писаний, служение людям, животным, растениям, доверительное предание себя Господу (Īśvara), то есть Богу.

Третий уровень — «асаны» — позы тела, которые в большей степени являются частью техники. Асана — первый шаг к устранению модальностей, свойственных человеческому состоянию. Тело концентрируется в одном положении; таким образом действие органов чувств нейтрализуется и сознание больше не отвлекается на присутствие тела.

Четвертый этап — «пранаяма», то есть техника контроля дыхания. «Пранаяма» начинается с минимизации ритма дыхания; это ее первая цель. Когда дыхание становится ритмичным и все функции тела приостанавливаются, это позволяет концентрировать сознание на чем-то одном. На самом деле дыхание имеет особую связь с состояниями сознания: делая дыхание ритмичным и замедляя его все больше и больше, йогины могут проникать в определенные состояния сознания, недоступные в состоянии бодрствования. Подробнее об этих состояниях я буду рассказывать в главе «Мозг». «Пранаяма» вызывает ритмичное и гармоничное дыхание, выраженное в трех моментах: вдохе, задержке и выдохе. Эти три момента во многих упражнениях должны длиться одинаковое количество времени, и постоянная практика этой техники позволяет значительно продлить их.

Пятым этапом йоги является «пратьяхара» — термин, который обычно переводится как «отказ от чувств». На практике это вид знания, выходящий за рамки чувственного знания, благодаря которому человек способен познавать вещи через созерцание. Именно автономия интеллекта, вместо того, чтобы познавать реальность так, как она проявляется через «формы» и ментальные состояния, позволяет йогину познавать сущность всех объектов непосредственно в их духовной форме. Вспоминаем созерцание идей через философию у Платона и Плотина. «Бог-как-Он-есть» у Лже-Дионисия, Паламы, Экхарта. Чистый ум в чань и даосизме. Йогин в этом состоянии больше не будет беспокоиться или отвлекаться на посторонние мысли органов чувств, сенсорной активности и памяти. Автономность от раздражителей внешнего и внутреннего мира, которая реализуется через медитацию «пратьяхары», приводит к переживанию трех последних этапов йоги.

Шестой — это «дхара». По определению Патанджали, «дхара» — это «фиксация мысли на одной точке». Такая концентрация может происходить на «центре» («чакра») пупка.

«Дхьяна» — это седьмая ступень. Медитация, которую Патанджали определяет как «течение единой мысли». Когда в точке, где практиковалась «дхара», духу удается достаточно долго пребывать перед самим собой без разрушения, вызванного вторжением другой функции, достигается «дхьяна».

Восьмой этап — это «самадхи», конечный результат и венец всех аскетических усилий и духовных упражнений. «Самадхи» — это состояние, в котором мысль непосредственно постигает объект познания. Патанджали и его комментаторы различают «геше» или стадии «самадхи». Когда оно достигается с помощью объекта или идеи, оно называется samprajññāta-samādhi. Когда оно обретается в отсутствии связи с внешним, то есть является пониманием бытия, это «асампраджнята-самадхи», «недифференцированный экстаз». Недифференцированный экстаз не совершенен сам по себе и, следовательно, внутри него существуют дальнейшие степени совершенства. Осознание этих четырех этапов ведет к абсолютному знанию, в котором бытие и знание больше не разделимы. Недифференцированный экстаз уничтожает все впечатления, произведенные предшествующими психическими функциями, и йогин в этом состоянии может иметь прямое откровение Высшего Я.

Метод, рекомендуемый йогой, включает в себя ряд физических, психических и мистических техник, которые постепенно отделяют йогина от обычных человеческих наклонностей, чтобы реализовать истинное знание.

Итак, в йоге Патанджали имеется 8 ступеней восхождения. Текст Псевдо-Симеона «Метод священной молитвы и внимания», пересказывающий труд Иоанна Лествичника, также прослеживает последовательность состояний, через которые необходимо пройти, чтобы достичь чистой молитвы:

«Одни умаляют страсти; другие поют псалмы и предаются псалмопению большую часть [времени]; некие [терпеливо] пребывают в молитве; иные проводят [жизнь], устремляясь в глубину созерцания. Пусть, говорит он, задача исследуется по образу лествицы». Следовательно, желающие шествовать по лестнице шагают не сверху вниз, а снизу вверх, взбираясь сначала на первую ступеньку, затем на следующую и по порядку на все [остальные]. И таким образом возможно подняться от земли и вознестись на небо. Итак, если мы хотим прийти «в мужа совершенного полноты Христовой» (Еф. 4, 13), то начнем по утвержденной лестнице, [как и] подобает, подобно младенцам, согласно [чреде] детских возрастов, дабы, идя мало-помалу, достичь мер и мужа, и старца». [1]

Обратим внимание, что никакого «водительства Духа» нет и в помине. Человек сам идет по лестнице, которую ему предложили предшествующие аскеты, которые «поднимались сами от земли на небо». Если мы обратим внимание на Новый Завет, то заметим слова Христа:

«Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим. Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?» (Мф. 7:6).

А заповедь Божия такова: «Все водимые Духом Божиим суть сыны Божии» (Рим. 8:14), а аскетическое предание таково: «если мы хотим прийти «в мужа совершенного полноты Христовой», то начнем по утвержденной (кем?) лестнице» [2] самоспасения.

Далее автор исихастской лествицы пишет:

«Первый возраст иноческой степени есть умаление страстей, что свойственно начинающим (1 — яма, 2 — нияма «Е. Ж.»).

Вторая ступень духовного повзросления, превращающая отрока в юношу, привязанность к псалмопению. Ибо после упокоения и умаления страстей псалмопение становится сладостным для языка и причисляется у Бога, ибо невозможно «петь Господу в земле чужой» (Пс. 136, 4), то есть в страстном сердце.

Третья же ступень духовного возрастания юноши в мужа — прилежание к молитве (3 — асана, 4 — пранаяма, 5 — дхара, 6 — пратьяхара «Е. Ж.»), что свойственно преуспевшим. Ведь молитва отличается от псалмопения, как совершенный муж от юноши и отрока, соответственно степени, на которую мы восходим.

За этими четвертая ступень духовного возрастания — ступень седого старца, то есть неуклонная пристальность созерцания (7—дхьяна, 8 — самадхи «Е. Ж.»), каковое свойственно совершенным. Вот и завершен путь, и лестница достигла конца». [3]

У Псевдо-Симеона четыре этапа. Но просто потому, что они сжаты. Рассмотрим подробнее.

Очищение от страстей, первый этап, достигается путем хранения совести через соблюдение и воздержание, о чём ниже. Это соответствует этапам йоги: 1—яма и 2 — нияма. Второй этап—псалмопение — не находим напрямую у йогов. Но он и не важен в исихазме. Это низший уровень молитвы: молитва, обращенная к Богу — это только разогрев перед последующей медитацией на самого себя: «молитва отличается от псалмопения, как совершенный муж от юноши и отрока». Пусть вас не сбивает с толку слово «молитва». На самом деле никакой молитвы как обращения, призыва к Богу, в этом слове не содержится. Молитва сопровождается:

• определенной позой (голову между ног у Паламы или подбородок прижат к груди как Псевдо-Симеона) — йоговская «асана»;
• контролем дыхания (зажатие ноздри или введение с вдохом слов молитвы в сердце) — йоговская «пранаяма»;
• опустошением ума и чувств (исихия) — йоговская «пратьяхара»;
• концентрацией на одной точке (пупок или сердце) — йоговская «дхара»;
• тысячекратным повторением молитвенный формулы (мантры) — йоговское «течение единой мысли», медитация — «дхьяна»;
• созерцанием света, слиянием с Богом — йоговское «самадхи».

Далее в «Методе» читаем:

«Значит, поскольку эти [ступени] так положены и возвещены, установлены Духом, то невозможно младенцу возмужать и взойти в состояние седого иначе, кроме как начав с первой ступеньки, как мы сказали, и, успешно пройдя по [всем] четырем, достичь совершенства. Началом же продвижения к свету для желающего духовно возродиться является умаление страстей, или хранение сердца, ибо иначе невозможно страстям умалиться». [4]

Очень привлекательно любой опыт и традицию относить к «установлено Духом»? Но мы знаем, что все, что непогрешительно возвещено «Духом» называется Евангелием. Евангелие содержится в апостольском Предании. Апостольское Предание записано в книгах Нового Завета. Практика молитвы с головой между ног — это другое «Евангелие»: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». А в апостольском Предании нет не то, что таких вот «лестниц», но и прямо написано:

«Не допускайте, чтобы вас осуждали люди, которые обожают смирение, поклоняются ангелам и распространяются о собственных видениях. Напрасно они кичатся своим умом, он у них всё еще земной! Такие люди больше не связаны с Главой, которая питает тело и придает ему, благодаря его связкам и суставам единство, чтобы это тело возрастало по замыслу Бога... Всё это — человеческие заповеди и учения! Такие предписания, с их самодеятельным благочестием, смирением и умерщвлением плоти, конечно же, создают видимость какой-то мудрости, но грош им цена. Они ведут лишь к потворству плоти!» (Кол. 2:18).

Действительно, обезоруживающий аргумент: «Духом дано». Раз мы называем себя Церковью Христа, значит все, что у нас происходит — от Духа. Как постоянно громят протестантов: «Церковь — столп и утверждение истины». Подразумевая под Церковью, естественно, юрисдикцию святейшего Патриарха. Давайте посмотрим на некоторые аспекты этого вопроса...

Феодор Мопсуэстийский почитался как мегаправославный. В Антиохии состоялось два Собора (435 и 440 гг.), посвященные рассмотрению учения Феодора. Иоанн I Антиохийский с восточными епископами писал, между прочим, св. Кириллу, что они «изберут лучше быть сожженными, чем анафематствовать принадлежащее Феодору» [5]. Отцы антиохийского церковного округа обращались также с особыми посланиями к Проклу Константинопольскому и императору Феодосию II, защищая в них Феодора. Видя такую горячую приверженность к Феодору Мопсуэстийскому отцов антиохийско-сирской церкви и замечая у некоторых неразумных противников Феодора проблески новой, столь же опасной, как и несторианство, ереси евтихианской, прежние противники Феодора нашли нужным смягчить резкий тон своих на него нападений. Император Феодосий II издал на имя Иоанна Антиохийского указ, в котором, призывая всех к миру и спокойствию, запретил «предначинать что-либо против тех, которые скончались в мире с церковью» [6]. Споры о Феодоре Мопсуэстийском на время утихли. И только в 508-509 гг. Феодор осужден. Вопрос: с момента его епископства, активной дружбы со Златоустом прошло... 110 лет. Четыре поколения христиан считали Феодора светочем православия. Где был Дух? И с кем? Далее, через 150 лет после осуждения Феодора, прекрасно зная, что его великий учитель осужден и признан не православным, другой знаковый святой пишет:

«Но чтобы какой-либо человек из ревностно воображающих, что они ревнуют об истине, не подумал, что мы вводим от себя нечто новое, о чем древние православные Отцы не говорили, как если бы мы выдвигали мнение, не соответствующее истине, пусть всякий желающий обратится к писаниям Блаженного Толкователя — человека, который был исполнен благодатных даров и которому были вверены сокровенные тайны Писаний, чтобы он наставлял на путь к истине всю общину Церкви; кто прежде всего просветил нас, восточных, премудростью: видение нашего ума не в силах вместить блеск его сочинений, вдохновленных божественным Духом. Ибо мы не отвергаем слова его — да не будет! Напротив, как одного из апостолов мы принимаем <его>, и всякий, кто противостоит словам его, кто вносит споры по поводу его толкований или сомневается относительно его произведений — такого считаем мы чуждым церковной общине и погрешающим против истины». И далее: «Из блаженного Феодора Толкователя...» [7]

Это Исаак Сирин. Когда стало известно, что он цитирует Феодора? Сразу, как только греки стали его переводить. Что они сделали? Они все его ссылки на Евагрия и Феодора заменили на греческих отцов. С кем Дух? С греками, которые опять совершают подлог? С Феодором? С собором, осудившим Феодора? Со св. Исааком, проигнорировавшим осуждение Феодора? А какую тему защищает Исаак ссылками на Феодора? Правильно, всеобщее спасение. Через геенну, однако спасение всех:

«Поэтому мы говорим, что даже в мучениях и приговоре геенны есть некая тайна, ибо премудрый Творец взял <в качестве> отправного пункта для ее <будущего> исхода лукавство дел наших и воли нашей, дабы исполнить Свое домостроительство, в котором содержится умудряющее учение и неизъяснимая польза, <сокрытые> как от ангелов, так и от людей, а также от тех, кто претерпевает наказание, будь то демоны или люди, — <сокрытые> в течение всего того времени, пока властвует назначенный срок». [8]

Это не одна неверно понятая цитата. Это учение есть в первом, втором и третьем томе. Причем во втором томе этому подробно, обстоятельно уделено три отдельные главы. И только в XX веке, через 1300 лет после св. Исаака церковь устанавливает правду об этом святом. Так где и с кем Дух?

А насчет иконоборчества и иконопочитания? Какой был император, такое мнение и считалось православным. Каждая партия по локоть в крови от гонений на противоположную сторону. Вы знаете, что такое праздник «торжество православия»?

«После Константинопольского собора в империи начался период реакции, начались преследования людей, отрицающих иконопочитание. В Константинополь были торжественно перенесены останки знаменитых исповедников православия Феодора Студита и патриарха Никифора, пострадавших за свою веру и умерших в изгнании. На встречу останков вышли Феодора с сыном и весь двор, неся в руках свечи. Пешком они шли вслед за мощами до церкви Двенадцати апостолов. Была осквернена могила императора Константина V, без всякого уважения к императорскому сану его останки были выброшены на улицу, а из мраморного саркофага, распилив на тонкие плитки, сделали облицовку для одной из комнат императорского дворца. В знак победы иконопочитания на монетах и печатях после 843 года вновь появляется изображение Христа.

Диль сообщает, что императрица Феодора мечтала о славе истребления еретиков, и по её приказанию павликианам было предложено на выбор: обращение в православие или смерть. После отказа павликиан изменить религиозные убеждения, в местность Малой Азии, населённую ими, были направлены с карательными экспедициями три военачальника: Аргир, Судал и Дука. От рук императорских инквизиторов под пытками погибло около ста тысяч человек: «одних павликиан распяли на кресте, других обрекли мечу, третьих — морской пучине. Около десяти мириадов составляло число загубленных, их имущество было отправлено и доставлено в царскую казну».

Найдите у святых того времени сожаления насчёт всех казненных за то, что они считали не православным почитание икон. Всех распятых и обезглавленных инквизиторами, то есть церковными чиновниками. И теперь праздник всех этих казней называется «торжество православия». Так с кем Дух? Где Он? По моему скромному мнению, Он не на табличках сидит «РПЦ МП», а с «остатком, которые не преклонили колена перед ваалом», Он с «малым стадом».

Вот, что пишет Е. В. Фирсов в глобальном исследовании 7-го (версии 2) вселенского собора:

«Резюме: отцы Второго Никейского собора выставили в защиту икон и иконопочитания выдержки из 70 произведений различных авторов либо ссылки на них, как излагая свидетельства непосредственно во время Деяний, так и зачитывая таковые из различных писем и посланий, вошедших в состав Актов собора. Из этих 70 произведений:

• 4 — откровенные басни;
• 11 — подложные произведения;
• 26 — не имеют отношения к иконам, хотя зачастую отцами собора использовались как полноценная аргументация;
• 3 — экфрасисы, т.е. тоже не имеют отношения к иконам;
• 2 — тексты сразу приводились как анонимные;
• 23 — так или иначе свидетельствуют в пользу наличия у верующих икон или же подтверждают факт поклонения иконам, однако, как правило, все эти произведения относятся к VI, VII и VIII вв.; несколько самых ранних претендуют на принадлежность к V в.;
• 1 — повествование о языческой иконе с изображением языческого философа.

Таким образом, в Актах собора отсутствуют подлинные свидетельства существования икон у христиан как одобренной церковной практики в первые четыре столетия от Рождества Христова. Также не смогли богословы собора предъявить какие-либо высказывания отцов и учителей Церкви первых четырех веков в поддержку или одобрение икон».

А влияние Псевдо-Макария Египетского? Вот что пишет о Псевдо-Макарии французский патролог, историк Робер Белэ:

«Другой автор, псевдо-Макарий, оказал на восточно-сирийских мистиков влияние по меньшей мере столь же глубокое, как и Евагрий, хотя и иным образом, то есть через заимствование не столько технических терминов, сколько самого духа. Известно, что проблема идентификации данного автора остается открытой. Автора, происходившего, по-видимому, из сироязычной среды начала V века, было предложено отождествить с Симеоном Месопотамским, одним из предводителей секты мессалиан. В какой мере псевдо-Макарий принадлежал к мессалианскому движению? Насколько при этом он связан с Григорием Нисским и зависит от него? Эти вопросы все еще остаются дискуссионными. Сирийцы, как мы увидим, не сомневались, что автор произведений, передаваемых под именем Макария, был или Макарием Египетским, или Макарием Александрийским, о которых повествуется в Апофтегмах отцов-пустынников, и именно на этом основании его сочинения получили такое влияние».

И продолжает в другом месте:

«Действительно, известно, что в Беседах псевдо-Макария содержатся выражения, которые фигурируют среди тех, которые ересиологи приписывали мессалианам. Наиболее разительны совпадения одного отрывка из Беседы 8 с параграфом в перечне мессалианских заблуждений, составленном Иоанном Дамаскиным: в обоих говорится о светоносном явлении человеку, который молится перед алтарем и которому приносятся три хлеба, замешанные на елее. Это также касается § 2 и 3 того же перечня Иоанна Дамаскина и § 19 Беседы 27 псевдо-Макария: в текстах одинаковым образом утверждается, что Сатана и демоны обладают душой человека, что природа человеческая состоит в общении с ними таким образом, что Сатана и Святой Дух вместе обитают в ней. Помимо этих дословных соответствий выявляются и параллели в области учения между текстами ересиологов и Духовными беседами; в первую очередь, часто повторяемое в последних утверждение об одновременном обитании в душе демона и Святого Духа до тех пор, пока второй не изгонит оттуда первого, причем говорится, что даже тело Самого Христа было поначалу жилищем злого духа; а также утверждение, что возможно чувственное общение со Святым Духом или божественной природой, поскольку она может изменяться, как пожелает, чтобы быть причаствуемой».

А. Г. Дунаев в одной из крупнейших работ, посвященных Макариевскому Корпусу не только в России, но и во всём мире, пишет:

«Итак, совокупность всех рассмотренных рукописных данных почти не оставляет места для сомнений (у нас лично их не осталось) в том, что подлинным автором Макариевского корпуса был некий Симеон Месопотамский, а имя Макария Египетского является псевдоэпиграфом, восходящим к ранним (ок. VI в.) сирийской (включавшей в число Корпуса много неподлинных произведений и путавшей иногда автора Корпуса с Макарием Александрийским, Аммоном, Исаией Газским) и коптогреческой («патериковой») традициями привившимся в Византии приблизительно с X в».

А что мы скажем про Евагрия? Это осужденный еретик, один из авторов нашего «Добротолюбия», самый любимый церковный писатель и наиболее авторитетный мистик для Исаака Сирина. А Исаак Сирин, по справедливому слову А. И. Осипова, учитель всего православного монашества. Любимый автор еп. Игнатия Брянчанинова.

Добавим сюда Лже-Дионисия Ареопагита, симпотизанта Прокла и неоплатоников. Где был Дух, когда церковь 1400 лет принимала его за одного из апостолов?

Поэтому мне кажется, что мы должны, как минимум, весьма осторожно относится к формулировкам «Дух установил». Как минимум, за каждой такой формулировкой должно быть соборное мнение полноты Церкви, а не мнение небольшой закрытой эзотерической группы.

Вернемся к восхождению. В процессе ознакомления с цитатой, постарайтесь в этом всем самоделании найти место, отведённое Богу и водительству Духа:

«На втором месте — усиление псалмопения, ибо, когда страсти улегаются и умаляются благодаря сердечному противлению страстям, желание примирения́ с Богом воспламеняет ум. С этого времени поэтому окрепший ум, преследуя, изгоняет с помощью внимания помыслы, овевающие поверхность сердца. И вновь он, как обычно, прилепляется ко второму вниманию и молитве. Тогда взвихряются духи, а духам страстей привычно возмущать сердечную глубь, но призыванием Господа Иисуса Христа (тысячекратным повторением мантры «Е. Ж.») они распадаются и исчезают, словно воск. Будучи изгнанными оттуда, они возмущают через чувства поверхность ума; посему если даже и чувствуется или: он [ум] чувствует вскоре затишье, все же совершенно избежать их и не воевать невозможно. Свойственно же сие одному пришедшему в «мужа совершенного» (Еф. 4, 13), пребывающему всегда в уединении и непрерывном сердечном внимании.

Затем стяжавший внимание возвышается мало-помалу и до мудрости седин, то есть восходит к созерцанию, что есть [удел] совершенных.

Итак, именно проходящий это в свое время и размеренно может после изгнания из сердца страстей и псалмопению предаваться, и законно защищаться как от помыслов, пробужденных чувствами, так и от возмущения на поверхности ума, а также, когда нуждается в этом, устремлять к небу чувственное око вместе с духовным и поистине чисто молиться, да и то в единичных и редких [случаях] из-за подстерегающих в воздухе. На самом деле только то от нас требуется, чтобы сердце было очищено хранением; если же, по апостолу (Рим. 11, 16), «корень свят», то ясно, что «и ветви», и плод. Желающий же возводить взор и ум к небу кроме того способа, о котором мы говорили, и воображать что-то умопостигаемое, видит, словно в зеркале, скорее призраки, а не истину. Ибо из-за того, что сердце нечисто, второе и первое внимание не преуспевают. Ведь как при строении дома мы не закладываем прежде кровлю, а затем фундамент (поскольку это невозможно), но, напротив, сначала фундамент, затем строение и напоследок крышу, так мысли и тут: сначала хранением сердца и умалением в нем (букв. из него) страстей мы полагаем духовное основание храмины; затем, отталкивая вторым вниманием напор лукавых духов, пробуждаемый внешними чувствами, скорее избегая войны, утверждаем над фундаментом стены духовного дома; и [уже] потом при помощи совершенного приникновения к Богу или отшельничества мы простираем кровлю дома и тем самым завершаем духовное жилище во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава во веки. Аминь».

Позволю себе некоторые мысли на этот счет:

«когда страсти улегаются... желание примирения с Богом воспламеняет ум» — то есть все происходит силами подвижника. Даже стремление к Богу он формирует в себе сам? А вот так говорит Иоанна Кассиан: «Но нам надлежит смиренно следовать благодати Божьей, которая влечет нас каждый день...», а вот как Кассиадор: «Именно благая воля [Бога] призывает и влечет нас, и мы ничего не способны помыслить и сделать, что было бы нам полезно, если не примем это от Виновника добра. Вот и апостол говорит: не потому, чтобы мы сами способны были помыслить, что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога. Так что пусть умолкнет безумие пелагиан, чтобы в попытке ложно приписать некую доброкачественность воле она не оказалась лишенной Того, Кто ее одаривает».

«Окрепший ум, преследуя, изгоняет с помощью внимания помыслы, овевающие поверхность сердца» — кто изгоняет помыслы? Христос? Дух Святой? Нет, «окрепший ум».

«Стяжавший внимание возвышается мало-помалу и до мудрости седин, то есть восходит к созерцанию» — созерцание достигается своими усилиями, и Бог тут ни при чем. Далее, чем очищается сердце? Духом по вере? Крещением? Заповедями? Таинствами? Нет — «сердце очищено хранением», то есть практикой внимания, концентрации и мантр.

«Корень свят» — опять Писание ставится на служение любой группе, которая может любую идею оправдать авторитетом священных текстов. Давайте посмотрим Рим. 11:16. Кто корень? Христос! Чей корень? Церкви, народа. А анахорет про что? Про его, анахорета, сердце — оно корень. Почему оно свято? Потому что он его своими усилиями очистил.

«Мы полагаем духовное основание» — опять отсылка к Писанию: 1-е Кор. 3:11 «Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос». А какое же основание кладет анонимный аскетический писатель? «Сначала хранением сердца и умалением в нем (букв. из него) страстей мы полагаем духовное основание храмины». Стены и кровля, конечно, тоже строятся им самим.

«Мужа совершенного» (Еф. 4, 13), пребывающему всегда в уединении и непрерывном сердечном внимании», однако у апостола в Еф. 4:13 речь не идет о том, кто «всегда в уединении и непрерывном сердечном внимании». Конечно нет! Вот комментарий Амброзиастра:

«Павел ободряет их в стремлении к совершенству веры, суть которой в том, чтобы держаться Христа как истинного и совершенного Бога, не мерить Его человеческой меркой, а принимать Его Богом, совершенным в полноте Его Божества. Говоря о муже совершенном, апостол не имеет в виду ни возраст, ни сложение человека; он хочет, чтобы мы стали совершенны в полноте понимания Божественности Сына Божия». Это явно следует из контекста 4-й главы письма Ефесянам.

«От нас требуется, чтобы сердце было очищено» — то есть, как только очистил, так сразу тебе явится Христос. Вот что пишет на практике постигший отшельничество и всю эту замечательную «лествицу» иг. Петр Мещеринов:

«Но: всегда, приступая к каким бы то ни было практикам «опустошения» [очищения («Е. Ж.»)], нужно непременно иметь в виду следующее предостережение Господа: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф.12:43—45). Отсюда вытекает важный принцип: не сначала само-«опустошаться», в надежде, что потом на это опустошённое место придёт Господь (это стандартная ошибка большинства аскетических и мистических писателей), а взыскать живого научения Господа, и под Его руководством проходить своё, личное, индивидуальное делание, в свою меру. Об этом хорошо пишет Терстеген. То есть: только когда приходит в душу Господь, тогда, как бы «естественным порядком», низшее вытесняется высшим. Когда мистики (Таулер, а вслед ему вся масса мистических писателей, вплоть до «Немецкой теологии» и отчасти даже Арндта и Берньера-Лувиньи) пишут о том, что «опустоши себя, и пустое заполнится Богом» — это (нео)платоническое представление о боге-механизме и о механических приёмах восхождения к нему. Бог никому ничем не обязан, и Господь как раз и говорит, что опустошишь себя — а придут «семь злейших» ...»

Но во многих трактатах аскетов мы видим магическое отношение к благодати: соверши свою часть и высшие силы никуда не денутся — совершат свою. «Стяжавший внимание переходит к созерцанию» — Христа или нет совсем, или Он как подчиненный джин в лампе Алладина: «бичуй супостатов именем Иисуса» — магическая формула, содержащая Его имя, просто средство в самообожествлении. Такое же отношение и к благодати как к энергии, как к вспомогательному инструменту.

А вот описание восхождения «Шветашватара» (I, II 8-16 Пер. А. Я. Сыркина):

«Следовавшие размышлению и йоге видели силу

божественной сущности, скрытую

ее собственными свойствами,

Что одна правит всеми этими причинами,

связанными с временем и Атманом…

Подняв три части, держа ровно тело,

заключив в сердце чувства и разум,

Пусть переправится мудрый на ладье Брахмана через

все потоки, несущие страх,

Сдерживая здесь дыхание, пусть владеющий [своими]

движениями дышит слабым дыханием через ноздри.

Пусть мудрый, не отвлекаясь, правит разумом, словно повозкой,

запряженной дурными конями.

На ровном, чистом [месте], свободном от камешков

огня, песка; своими звуками, водой и прочим

Благоприятствующим размышлению, не оскорбляющим взора;

в скрытом, защищенном от ветра убежище пусть он

предается упражнениям.

Подобно тому, как загрязненное пылью зеркало

[снова] ярко блестит, когда оно очищено,

Так же, поистине, и наделенный телом,

узрев сущность Атмана, становится единым,

достигшим цели, свободным от страданий.

Когда сущностью [своего] Атмана он,

словно наделенный светильником, видит сущность Брахмана,

То познав нерожденного, постоянного,

свободного от всех сущностей Бога,

он избавляется от всех уз.

Поистине, это Бог, [пребывающий] во всех странах света,

он рожден вначале и он – внутри лона.

Он рожден, он и будет рожден, он стоит перед людьми,

обращенный во все стороны».

Все элементы здесь: вхождение чувствами и разумом в сердце, очищение места, зеркало души, яркий блеск и свет, единение; лоно — пупочный центр, познание Единого Бога.

А вот «Майтри упанишада» (VI 18; пер. А. Я. Сыркина):

«Вот правило для достижения этого [единства]: сдерживание дыхания, прекращение деятельности чувств, размышление, сосредоточенность, созерцательное исследование и полное слияние — это называется шестичастной йогой. Когда, видя благодаря ей, просвещенный видит златоцветного творца, владыку, пурушу, источник Брахмана, то, освобождаясь от добра и зла, он соединяет все в высшем неразрушимом [начале]».

Это был краткий обзор наиболее общих черт ступеней и стадий восхождения в йоге и исихазме. Как мы видим, благодати отводится второстепенная роль, она, как и энергия у йогов, следует за действиями аскета и увеличивается по мере прогресса в технических приемах созерцания. Христос выступает лишь инструментом, которым аскет «бичует бесов».