✟ Virtus et Gloria

Жар

Тантрическая йога утверждает, что для проникновения в сознание, попадая на его глубочайшие уровни, необходима концентрация в одной точке: dhāraṇā. Согласно тантризму, концентрация должна осуществляться вдоль центров позвоночного столба, называемых чакрами. Основополагающей точкой для тантрической медитации является пупочный центр, называемый манипура. Этот центр — место огня. Когда дыхание (vāyu) пробуждает энергию, расположенную в основании позвоночного столба (kuṇḍalinī), и внимание переносится на этот центр (пупок), активизируя его дыханием, огонь, расположенный в области пупка, выходит вместе с vāyu в suṣumṇā, одним из трех наиболее важных nāḍī, не встречая препятствий. Опыт активации этого центра вызывает ощущение тепла и ощущения жара на поверхности тела.

В других местах, в буддийских тантрах, говорится, что в этой чакре находится тайная сила, которая пребывает в состоянии сна. С практикой йоги она разгорается, и, подобно огню, достигает высших чакр, проникает в них и, «сжигая все, что встречает, возвращается на свое место». Когда все сгорит, Чандра (Луна), расположенная у корня нёба или, согласно некоторым писаниям, на лбу, выпускает свой драгоценный нектар. Этот нектар постоянно выделяется из нёба, но его поглощает Сурья (Солнце), которая находится в пупке. Вся работа йогина заключается в том, чтобы этот нектар вернулся на свое место на макушке головы. Тепло, согласно тантрической традиции, вырабатывается вследствие трансмутации сексуальной энергии и часто ассоциируется со светящимися визуальными явлениями. Об этом в подробностях написано в тексте «Амратакунда»: в основной главе о том, как выполнять упражнение по концентрации, которое в конечном итоге является основой всех последующих упражнений.

«Сядьте, скрестив ноги, затем положите правую ногу на бедро и выпрямитесь, посмотрите на свой пупок, молчите, не двигайтесь и не оборачивайтесь».

Палама:

«Так, когда душа неистовствует и как бы сотрясается неудержимой любовью к единому Желанному («Иисус мой — супруг мой» стонала от желания Тереза Маленькая «Е. Ж.»), вместе с ней волнуется и сердце, духовной пляской выдавая общение с благодатью и словно порываясь отсюда к обетованной телесной встрече с Господом на облаках (Мф.24:30; Мк.13:26; Лк.21:27; 1Сол.4:17). Так в напряженной молитве, когда разгорается нечувственный огонь, зажигается умопостигаемая лампада и томление ума вспыхивает воздушным пламенем духовного виденья, тело тоже странно легчает и разогревается до того, что, по слову изобразителя духовных восхождений, при взгляде на него кажется словно вышедшим из жара чувственной печи. Для меня один пот Христа во время Его молитвы (Лк.22:44) уже говорит о том, что от упорного моления к Богу в теле возникает ощутимый жар. Что на это скажут уверяющие, будто жар от молитвы — бесовский? Неужели все равно будут учить молитве без борения, без напряжения, лишь бы только тело как-нибудь не обнаружило, соразмерно происходящей в душе борьбе, осуждаемого ими жара?» [1]

Мне кажется, подобного рода рассуждения, с небольшими оговорками, можно приравнять к кощунству, когда автор сравнивает свой пот в жаре сексуальной медитации с кровавым потом Спасителя в Гефсимании!

Игнатий Брянчанинов:

«Когда он говорил мне это, я ощущал жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: «Ты не много ешь, и не много спишь: но нет ли в тебе чего особенного?» и просил его войти во внутреннюю мою келию...». Игнатий ему предложил бросить эту технику и попробовать другую. «Чрез месяц он опять был у меня, и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается в теплой одежде, и спит гораздо более. При этом он говорил, что на Афонской горе многие, и из пользующихся славой святости, употребляют тот способ молитвы, который был употребляем им, — научают ему и других. Не мудрено!» [2]

Так как же быть? Кто святой и чей опыт верный? Еп. Игнатия Брянчанинова или св. Григория Паламы? По мне, так оба не принесут благоприятных изменений. Я тщательно и со всей осторожностью упражнялся по Брянчанинову, и все равно оказался там, откуда нашёл выход только через восемнадцать лет.

Григорий Синаит:

«Ты, любящий Бога, тщательно внимай [нижесказанному] для осведомления. Когда, выполняя дело, вне или внутри себя увидишь свет, или огонь, или какой-нибудь образ — Христа ли, или ангела, или кого-нибудь другого — не принимай того, чтобы не потерпеть вреда. Не сосредоточивай внимания на образно представляемом тобой самим и не позволяй таковое изображать уму. Все это, отвне неуместно воображаемое, ведет к душевному прельщению. Истинное начало молитвы есть сердечная теплота, сожигающая страсти непоколебимой любовью [к Богу], вносящая в сердце отраду и радость и утверждающая его несомненным извещением». [3]

О влиянии тепла во время внутренней молитвы мы также находим намек в тексте Каллиста и Игнатия Ксанфопула:

«В теле того, кто молится, ощущаются вибрации, которые некоторым казались признаками ошибки. Тепло также проявляется на уровне почек, окружая их как пояс; некоторым это также казалось признаком ошибки. По правде говоря, это не признаки ошибки, а природные эффекты, которые являются результатом этой практики». [4]

Это не ошибки и не благодать, а просто телесные проявления. У йогов, даосов и христиан они одинаковые? Неужели они занимаются одним и тем же?

Шри Свами Шивананда так описывает свой опыт переживания симптомов пробуждения кундалини:

1. «появление видений, ощущение божественных вкусов, запахов и звуков;
2. сильное биение и трепет (трясучка, читаем в главе ниже «Е. Ж.») в муладхаре (промежности «Е. Ж.»);
3. ... непроизвольное повторение мантр («самодвижная» молитва «Е. Ж.»), прекращение мыслей о мире, чувство блаженства;
4. ...ощущение вибраций праны в разных частях тела, вздрагивания и подергивания как от удара током (трясучка «Е. Ж.»);
5. исчезновение чувства собственного тела, смежение век, чувство огненных потоков, бегущих вверх и вниз по нади;
6. вдохновение и проникновение в сокровенные мысли («тайны Божии» «Е. Ж.») во время созерцания, исчезновение сомнений;
7. легкость тела (о левитации ниже «Е. Ж.»), уравновешенность психических процессов, стабильность сознания, чувство энергетической насыщенности;
8. чувство божественного опьянения... (мистическое опьянение находим у всех сирийских мистиков «Е. Ж.»);
9. ...;
10. непроизвольное распевание или сочинение величественных религиозных гимнов и стихов». [5]

Еп. Игнатий пишет:

«Со мною был следующий, достойный замечания, случай. Посетил меня однажды Афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Мы сели в моей приемной келий, и он стал говорить мне: «Помолись о мне, отец: я много сплю, много ем». Когда он говорил мне это, я ощущал жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: «Ты не много ешь, и не много спишь: но нет ли в тебе чего особенного?» и просил его войти во внутреннюю мою келию. Идя перед ним, и отворяя дверь во внутреннюю келию, я молил мысленно Бога, чтоб Он даровал гладной душе моей попользоваться от Афонского иеросхимонаха, если он — истинный раб Божий. Точно: я заметил в нем что-то особенное. Во внутренней келий мы опять уселись для беседы, — и я начал просить его: «Сделай милость, научи меня молитве. Ты живешь в первом монашеском месте на земле, среди тысяч монахов: в таком месте и в таком многочисленном собрании монахов непременно должны находиться великие молитвенники, знающие молитвенное тайнодействие и преподающие его ближним, по примеру Григориев Синаита и Паламы, по примеру многих других Афонских светильников».

Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником, — и, о ужас! С величайшим разгорячением начал передавать мне вышеприведенный способ восторженной, мечтательной молитвы. Вижу: он — в страшном разгорячении! У него разгорячены и кровь, и воображение! Он — в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в перелести! Дав ему высказаться, я начал понемногу, в чине наставляемого, предлагать ему учение святых Отцов о молитве, указывая его в Добротолюбии, и прося объяснить мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу, он вполне незнаком с учением Отцов о молитве! При продолжении беседы говорю ему: «Смотри, старец! Будешь жить в Петербурге, — никак не квартируй в верхнем этаже; квартируй непременно в нижнем». «От чего так?» — возразил Афонец. «От того, — отвечал я — что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнего этажа, да уронят, то убьешься до смерти: если ж понесут из нижнего, и уронят, то только ушибешься».

«Представь себе, — отвечал Афонец, — сколько уже раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что ангелы восхитят меня, и поставят на Афон!» Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде». [6]

Без комментариев.

Иоанн Дальятский:

«Есть действие благодати, ниспадающее в сердце инока, подобно раскаленным углям, и согревает его жаром [своим], и охватывает все тело его. И сие есть Дух усыновления, Коего мы прияли от Святого Крещения, залог жизни вечной; и Он рождает всех святых для света будущего века; и в Нем мы имеем совершенство по любви Того, Кем все приводится к совершенству». [7]

Макарий Великий по сирийской рукописи:

«Итак, будем и мы подражать любви Марии, которая не смотрела ни на кого, кроме Сказавшего: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как Я желал бы, чтобы он уже возгорелся!» Ибо возгорение этого огня очищает сердце, испытывает и просвещает его; он делает душу как бы золотом в плавильной печи и удаляет из нее то зло, которое этот огонь сжег, словно терния. Ибо написано: «Бог наш есть огонь поядающий». Он наказывает пламенем огненным тех, которые не ведают Его и не исповедуют Его Евангелие».

«Сожжем же в этом огне бревно, которое находится в очах нашего сердца, чтобы, очищая взор нашей души, достичь ей состояния чистоты своего естества и того состояния, в котором Бог создал душу в начале, так что уже ничто не мешает ей понимать, когда она созерцает чудеса законов своего Создателя. Пламенем этого огня изгоняются демоны и их злоба удаляется от нас, изглаждается грех, а наша душа приходит в благое состояние. Сиянием этого огня озаряется ум и исцеляется сердце; этим огнем душа достигает воскресения еще в этой жизни. Он есть поистине сила воскресения и сияние святых, и им одеваются все духовные существа. Помолимся же, братия мои, прося, чтобы этот огонь пребывал в нас и понудил нас достичь его, чтобы, ходя во свете лица Бога нашего, мы не спотыкались на путях Его, но явились как светила в мире сем и пребыли в слове жизни и в трудах праведности, равно как в любви и правой вере во все дни жизни нашей и до конца. Аминь». [8]

Симеон д-Тайбуте: «Душа тогда приходит в ликование от сладости, она ощущает действие благодати в отношении себя и делается пламенной, как от огня. Она преестественно вкушает таинства Духа». [9]

Исаака Сирин: «С того времени сладость Божия начинает вкушаться человеком вместе с пламенем Его любви, которая горит в сердце и пожигает все страсти тела и души». [10]

Епископ церкви Востока, Мартирий-Сахдона: «Своим живым огнем [божественная любовь] предуказует [в тех, кто Его любит] в веке смертных грядущее духовное воскресение; она воспламеняет их своим жаром, непрестанно жалит [их] память нежными остриями своего рачения (эротизм «Е. Ж.»), разливаясь по телу и возбуждая душу своей крепостию, иссушая в ее очах слезы своим великим жаром». [11]

Иосифа Хаззайя: «Огонь помышлений, распаляющий ум во время молитвы есть теплота действия Святого Духа. Когда божественный огонь охватил движения души, он попаляет не их, а только колючие терния и плевелы, которые противоестественны. Движения же души он блистательно просвещает». [12]

Пламенная любовь, рачение, возбуждение, опьянение, возгорение и прочее — все это почти дословно, до мельчайших деталей, повторяет путь восхождения в йоге и не только в ней. А вот как — увидим ниже.