Индуизм
Шанкара:
«Задачей любого слова является объяснение назначения объекта. Когда слово доносится до ушей слушающего, оно должно дать ему возможность понять это назначение в соответствии с четырьмя категориями: субстанцией, видом деятельности, качеством и отношениями. Например, «лошадь» или «корова» относятся к категории субстанции. Слова «он готовит обед» или «он молится» относятся к категории вида деятельности. «Белый» или «черный» относятся к категории качества. «Иметь деньги» или «владеть коровами» относятся к категории отношений.
Однако, не существует такого класса и рода субстанции, к которым принадлежал бы Брахман. Таким образом, его нельзя обозначить словом, которое, подобно слову «существо» в его обычном смысле, определяет категорию той или иной вещи. Его нельзя также обозначить словом, определяющим качество, ибо он не имеет никаких качеств. То же самое можно сказать и о виде деятельности, ибо он не ведет никакой деятельности — «он пребывает в покое, ни в чем не участвует и ничего не делает», как гласят Священные Книги. Его также нельзя обозначить словом, определяющим отношения, потому что он существует «в единственном числе» и является объектом только самого себя. Следовательно, его нельзя определить словом или идеей. Как гласят Священные Книги, Он — это Единственный, «от которого отскакивают все слова». [1]
Торчинов:
«Не могут быть атманом также мысли, чувства («я чувствую», «мои мысли» и т.д.) и другие эмпирические составляющие психосоматической целостности личности. Тот, кто говорит «я», и есть атман. Как говорит Шанкара, в атмане нельзя сомневаться, потому что сомневающийся и есть атман. Его нельзя познать обычными способами и нельзя описать: будучи всегда субъектом, всегда познающим и никогда — познаваемым («Как познать познающего?» — вопрошает упанишада), он может быть определен только отрицательно — «не то, не то» (нети, нети). По существу, атман только раскрывается, самообнаруживается в процессе йоги, хотя это иногда и называется самопознанием, а выражение «познай себя» (атманам видхи) используется как один из императивов брахманско-индуистской традиции. Некоторые упанишады рассматривают атмана как другое название Абсолюта, Брахмана; это Брахман как универсальный субъект, истинное Я всех существ. Эта интерпретация, закрепленная в «великих речениях» (махавакья), таких, как «это есть То», «не то, не то», «один без второго», «я есть Брахман», нашла свое продолжение и завершение в адвайта-веданте Гаудапады и Шанкары. Другие говорят о нем как об искре божественного огня — Брахмана, индивидуальном модусе Абсолюта, а третьи рассматривают его как индивидуальную субстанциальную душу и основу личности, отделившуюся от Брахмана и погрязшую в болоте сансары, из которого она может освободиться и соединиться с Абсолютом. Именно «познание» атмана — ключ к обретению освобождения, мокши.
Интересна параллель, существующая между каббалистическим учением о взаимосвязи аспектов Бога как сверхличного Абсолюта (Эйн Соф) и Творца-Вседержителя и теологией адвайта-веданты. Согласно веданте, Бог (Брахман) как он есть поистине (с точки зрения абсолютной истины — парамартха сатья) абсолютно неопределим, бескачествен и невыразим. Он «нети, нети» (не то, не то)».
Торчинов:
«То есть Ишвара — это Бог для нас, остающийся сам по себе вечным и неизменным Абсолютом — Брахманом. По выражению С. Радхакришнана, «Брахман, это то, что находится вне субъекта и объекта. Когда он становится субъектом, вступая в общение с объектом, мы имеем Ишвару, логос, единство во множестве». Объектом культа, жертвоприношений и молитв может быть только Ишвара, но не Брахман, подобно тому, как и в каббале считается, что объектом поклонения может быть только Бог-Творец, но не Эйн Соф: о последнем нельзя даже сказать: «Да будет благословен Он» — ибо наши губы не способны благословить его. И вместе с тем Брахман и Ишвара (равно как Эйн Соф и Бог-Творец) никоим образом не два Бога, но одна и та же божественная Сущность, как бы рассматриваемая с разных сторон. По выражению М. Бубера, Бог становится личностью для нас, для общения и диалога «Я — Ты». [2]
Торчинов:
«Другим аналогичным аспектом является апофатика (отрицательная теология), характерная почти для всех учений мистической ориентации и являющаяся своего рода религиозно-мистической универсалией». [3]
Торчинов:
«Но самый интересный момент заключается в том, что если большинство традиций, ориентированных на эмоциональность и эрос, привержены идее личного Бога и акцентируют различие между душой и Абсолютом — Божественной Личностью (именно эта установка сделала индийских бхактов противниками адвайта-веданты: любовь несовместима с имперсонализмом, любящий должен отличаться от возлюбленного), то суфизм как раз подчеркивает надличностный и апофатический характер Бога, единственной реальности, которая, будучи Истиной (ал-Хакк), является и предметом самых интенсивных любовных томлений и переживаний: любовь к Возлюбленной как любовь к Истине и наоборот. Быть может, это и единственно возможный подход, если Возлюбленная — Бог, Абсолют?» [4]
Торчинов:
«Условно назовем традиции первого типа «гностическими» (в смысле их ориентации на особый тип вне субъект-объектного познания), второго — «бхактическими» и третьего — «тантрическими» (эти санскритские слова используются нами как термины религиоведческого метаязыка наподобие слов «тотем», «мана» и т.п.; к санскриту мы прибегаем по причине особой разработанности психотехнической терминологии в индийской культуре).
К методам «гностического» типа, утверждающего приоритет трансперсонального познания (гносис, джняна) Абсолюта, Бога, истинного Я и т.д., относятся индийская джняна-йога (обычно в контексте адвайта-веданты), отчасти йога буддизма Махаяны (прежде всего праджня-парамита — мадхьямика и, с известными оговорками, чаньский или дзэнский буддизм, а также христианский мистицизм, ориентирующийся на чистую апофатику)».