✟ Virtus et Gloria

Лже-Дионисий

До Лже-Дионисия игры с апофатикой в Церкви были безобидными. Постулирование очевидной вещи, что выражение «Бог есть свет» не означает видимый свет, или что «Бог гневается» не означает наш гнев и т.п., должно было просто ограничить самые грубые формы и представления о Боге. Отсечь явные неточности. Однако этот крипто-язычник вывел апофатику в ранг богопознания, совершив одну из самых удачных диверсий в истории человечества.

Вот что пишет о нем православный патролог, ученый, который является одним из главных (если не главным) специалистом по Григорию Паламе и Лже–Дионисию в России, автор статьи «Исихазм» в православной энциклопедии, А. Г. Дунаев:

«Наконец, показателен случай с Г. М. Прохоровым, который продолжал настаивать на том, что Ареопагитский корпус принадлежит автору I века. Далеко не случайно в «Православной энциклопедии» избегают написания «Пс.-Дионисий Ареопагит», заменяя его на «Ареопагитский корпус». Давным-давно установлено, что Корпус — намеренный обман, а в РПЦ до сих пор в «Законе Божием» ангельскую иерархию описывают по Ареопагиту. С признанием, что Корпус составлен на несколько веков позже, падает все «православное предание» вместе с исторической православной церковью как «столпом и утверждением истины». Ведь не только Григорий Синаит и Никита Стифат пытались привести современную им церковную иерархию в новое соответствие с триадами Пс.-Дионисия. Вместе с Ареопагитом падают такие столпы «православия», как Максим Исповедник и Григорий Палама (например, для В. М. Лурье, и не только для него, Палама—полный синоним «Православия»), особенно последний, потому что он не просто писал какие-то схолии к Ареопагиту, но выстроил на нем всю свою богословскую систему.

И ладно бы только святые отцы... Прав был П. А. Флоренский, когда искал корни иконостаса в египетских мистериях и у Ареопагита. Ареопагит — это сакрализация языческого в «православии», изгнание Христа (в системе Ареопагита Христос не нужен как рушащий всю сложную систему посредничества), утверждение всевластия иерархии, отношение к обычным верующим как к профанам, превращение евхаристии в магическую практику...» [1]

Апофатический дискурс также является разновидностью парадоксального дискурса. Используя слова Чжуан-Цзы, «говорящий не может утверждать «это» и отрицать «то», потому что «это» и «то» сосуществуют во взаимной трансформации. Давайте рассмотрим один из парадоксов, приведенных Лже-Дионисием:

1. Божественность проникает во все вещи.
2. Божественность содержит в себе все.
3. Божественность — это бесстрастие.
4. Божественность превосходит все.

Это – не просто неоплатоническая дихотомия божественного и человеческого, единого и многого. Когда «божество переходит во все и содержит все», происходит переход от одного ко многим; а когда божество становится бесстрастным единством и трансцендирует всё, происходит переход от многих к одному. Это – парадокс трансцендентности и имманентности, апофатическая трансформация от вечного к временному и наоборот.

В отличие от этого, согласно пониманию Лже-Дионисия, невыразимость Бога заключается в том, что Бог по своей природе есть ничто. Небытие Бога относится к области неонтологии, неименуемости, нерациональности и неразумности.

«И Он не есть что-то из сущих, и ни в чем из сущих не познается. И Он есть «все во всем» и ничто ни в чем, и от всего всеми Он познается, и никем ни из чего». [2]

Для Лже-Дионисия онтологический язык бытия должен быть отвергнут, потому что Бог — это «избыток» бытия; Он есть бытие, непорочно стоящее над совокупностью существ, но за пределами бытия, отдельно от всех существ. В отрицании происходит полное «освобождение» от «тьмы непознанного» и полная зависимость от «темной ночи души». Это представление о Боге вне бытия хорошо выражено в парадоксальном утверждении Лже-Дионисия: «Бытие всех вещей есть бытие вне бытия».

Если мы говорим о Боге в терминах бытия, то есть, как о существе, то это только отделяет нас от Бога, потому что речь лишь провоцирует удобную концепцию, которая просто воспроизводит имя субъекта, который «думает», «видит» и «желает», а не предлагает опыт Бога, который абсолютно безмолвен и безымянен. В своих «Божественных именах» Лже-Дионисий продолжает утверждать:

«И никакой мыслью превышающее мысль Единое непостижимо; и никаким словом превышающее слово Добро невыразимо; Единица, делающая единой всякую единицу; Сверхсущественная сущность; Ум непомыслимый; Слово неизрекаемое; Бессловесность, Непомыслимость и Безымянность, сущая иным нежели все сущее образом; Причина всеобщего бытия, Сама не сущая, ибо пребывающая за пределом всякой сущности, – как Она Сама по-настоящему и доступным для познания образом, пожалуй, может Себя открыть». [3]

Для Лже-Дионисия божественность парадоксальна; она пронизывает все вещи, создана во всём и содержит всё, и всё же божество «не есть что-то из сущих, и ни в чем из сущих не познается. И Он есть «все во всем» и ничто ни в чем, и от всего всеми Он познается, и никем ни из чего». [4]

И снова риторика негативной теологии напоминает нам риторику даосизма. Лао-Цзы указывает, что Дао отсутствует, но охватывает всё, и ничего не делает, но не оставляет ничего не сделанным. Между тем божественное молчание Лже-Дионисия также отрицает Бога как просто «причину», или «источник», или «происхождение» существ в том референтном смысле, в котором эти понятия используются в позитивной теологии. Согласно Лже-Дионисию, все утверждения о том, что можно представить божественное, действуют в рамках «того, что есть». В негативном богословии необходимо отрицать все, что есть; необходимо уйти от вопроса «что есть». Таким образом, Лже-Дионисий различает два вида теологического дискурса: мистический и философско-демонстративный.

Олдос Хаксли, автор знаменитой антиутопии Brave New World, с восторгом описывает труды Лже-Дионисия в своем философском эссе «Вечная Философия»:

«Отрывок, который мы приводим ниже, взят из произведения огромной исторической важности, поскольку именно благодаря таким книгам, как «О мистическом богословии» и «О божественных именах», написанным в V веке автором, взявшим себе имя Дионисия Ареопагита, средневековое христианство установило контакт с неоплатонизмом и по прошествии некоторого времени с метафизической мыслью Индии. В IX веке Иоанн Скот Эриугена перевел эти две книги на латынь, и с того времени они оказывают глубокое и благотворное влияние на философское мышление и религиозную жизнь Запада.

Именно на авторитет Ареопагита христианские проповедники Вечной Философии ссылались каждый раз, когда им угрожали (а им всегда кто-нибудь угрожал) те, кого, прежде всего, интересовали ритуалы, правила и строгая организация церкви. А поскольку Ареопагита ошибочно отождествляли с первым афинянином, обращенным святым Павлом, его авторитет имел апостольский ранг. Следовательно, по католическим правилам игры от обращения к его авторитету нельзя было просто отмахнуться. Этого не могли себе позволить даже те, для кого книги Ареопагита вообще ничего не значили. И хотя эксцентричность следовавших по пути Дионисия мужчин и женщин доводила отцов церкви до белого каления, они были вынуждены терпеть ее. А когда эти люди получили возможность свободно собирать плоды духа, значительная их часть достигла такого потрясающего уровня святости, что даже руководство испанской инквизиции не посмело проклясть древо, на котором эти плоды выросли.

Далее – цитата Лже-Дионисия.

«Простые, абсолютные и неизменные загадки божественной истины скрыты в ярчайшей безмолвной тьме тайного откровения. Ибо эта тьма, будучи абсолютно непроглядной, лучится чистейшим светом: и хотя она недоступна осязанию и зрению, она вполне реально наполняет наш незрячий ум великолепной красотой… Мы отчаянно стремимся поселиться в этой прозрачной тьме, и посредством невидения и непознания увидеть Того, Кто находится за пределами нашего зрения и способности к познанию. Мы стремимся к этому именно потому, что не видим и не знаем Его. Ибо нам необходимо увидеть, узнать и, отрекаясь от всех вещей, восхвалить Его, стоящего выше всех вещей. Ибо это похоже на искусство тех, кто вырезает из камня образы жизни, снимая с камня все, что мешает четко увидеть дремлющую в нем форму, открывая скрытую красоту исключительно посредством процесса отсечения лишнего. Ибо я считаю, что в восхвалении Его вычитание более уместно, нежели сложение: ибо приписывая Ему определенные качества, мы отрываемся от всемирного, проходим через промежуточное и опускаемся до частного. А нам следует отсечь от Него все частное и промежуточное, чтобы мы могли непосредственно познать непознаваемое, скрытое во всех познаваемых вещах. И мы созерцаем эту тьму, находящуюся за пределами бытия, скрытую за естественным светом. Псевдо-Дионисий Ареопагит». [5]

Он «стремится поселиться в прозрачной тьме», потому что «не знает Его». Два основных различия между дионисийским и более ранними патристическими подходами лежат в области апофатики и мистического опыта. Для Лже-Дионисия сущность Бога непознаваема. Божественная трансцендентность отрицает полезность позитивных утверждений о Боге, включая его библейские титулы. Позитивное утверждение может дать лишь приблизительное знание о Боге. Абсолютная трансцендентность Бога означает, что Он находится за пределами всего, что может быть названо. Таким образом, для Лже-Дионисия Бог может быть познан через мистический опыт, в котором верующий непосредственно встречается с высшей реальностью, которую невозможно описать человеческим языком. Позднее эта идея будет расширена за счет различия между сущностью и энергиями Бога свт. Григория Паламы. Хотя сущность Бога остается скрытой для человеческого восприятия и опыта, его энергии интерактивны и доступны для участия.

Лже-Дионисий различает два способа подхода к богословию. Первая, позитивная, теология основана на утвердительных высказываниях о божестве. Знание, которое можно получить таким методом, по мнению Дионисия, является приблизительным и несовершенным. Он утверждает, что лучшая форма богословия — апофатическая, или негативная. Этот способ богословского обсуждения осуществляется посредством отрицания-обсуждения того, чем Бог не является. Как объясняет Дионисий:

«И полагаю, что при славословии Сверхъестественного отрицательные суждения предпочтительнее положительных, поскольку, утверждая что-либо о Нем, мы тем самым от самых высших свойств Его постепенно нисходим к познанию самых низших, тогда как отрицая, мы восходим от самых низших к познанию самых изначальных; таким образом, мы отказываемся от всего сущего ради полного ведения того неведения, которое сокрыто во всем сущем от всех, кто хотел бы познать его, и ради созерцания того сверхъестественного Мрака, который сокрыт во всем сущем от тех, кто хотел бы узреть его». [6]

Цель дионисийской теологии — получить опытное знание о Боге, которое отделено от конкретных богословских утверждений относительно Божественной сущности. Существо и атрибуты Бога выходят за рамки объяснения, и, следовательно, могут быть лучше всего познаны без объяснений. Через созерцание, с помощью via negativa, верующий может начать познавать Бога таким образом, что сможет выходить за пределы мысли и языка.

Божественная сущность превосходит различные библейские имена и атрибуты, которые применяются к божественности. В «Божественных именах» рассматриваются различные имена, которыми Бог назван в Писании, и приводится аргумент, что ни одно из этих имен не отражает сущностный характер Бога, но божественное превосходит такие языковые ограничения. Лже-Дионисий называет Бога «непостижимым и безымянным Божеством». В заявлении, которое подытоживает его подход к божественным атрибутам, он пишет:

«Обращаясь к той же теме, (дерзаю) утверждать следующее: Бог – это не душа и не ум, а поскольку сознание, мысль, воображение и представление у Него отсутствуют, то Он и не разум, и не мышление и ни уразуметь, ни определить Его – невозможно; Он – ни число, ни мера, ни великое что-либо, ни малое, ни равенство, ни неравенство, ни подобие, ни неподобие; Он ни покоится, ни движется, ни дарует упокоение; не обладает могуществом и не является ни могуществом, ни светом; не обладает бытием и не является ни бытием, ни сущностью, ни вечностью, ни временем и объять Его мыслью – невозможно».

«Он – ни знание, ни истина, ни царство, ни премудрость, ни единое, ни единство, ни божество, ни благость, ни дух – в том смысле как мы его представляем, ни сыновство, ни отцовство, ни вообще что-либо из того, что нами или другими (разумными) существами может быть познано. Он не есть ни что-либо не сущее, ни что-либо сущее, и ни сущее не может познать Его в Его бытии, ни Он не познает сущее и бытии сущего, поскольку для Него не существует ни слов, ни наименовании, ни знаний; Он ни тьма, ни свет, ни заблуждение, ни истина; по отношению к Нему совершенно невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о Нем по аналогии с тем, что Им создано, мы, собственно, ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной Причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание, и, обобщая: превосходство над всем совокупностью сущего, Того, Кто запределен всему сущему – беспредельно». [7]

Это – замечательный отрывок. Остается ли автор в рамках христианства? Давайте посмотрим более детально на его утверждения и сравним это с «Благой вестью» об открытом Боге:

Лже-Дионисий: «Бог — не истина». Благая весть: «Я есть истина».

Лже-Дионисий: «Бог — не премудрость». Благая весть: «Во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога».

Лже-Дионисий: «Бог — не божество». Благая весть: «В Нем обитает вся полнота Божества телесно».

Лже-Дионисий: «Бог — не благость». Благая весть: «Никто не благ, как только один Бог».

Лже-Дионисий: «Бог — не дух». Благая весть: «Бог есть Дух».

Лже-Дионисий: «Бог — не сыновство, не отцовство». Благая весть: «Крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Лже-Дионисий: «Бог не есть, не сущий». Библия: «Я есмь Сущий».

Лже-Дионисий: «Бог — не свет». Благая весть: «Бог есть свет».

Мне будут рассказывать, вроде того, что это — разные методы, есть позитивный, есть негативный метод постижения. Это — ложь. Есть откровение о Боге. Есть имена, которыми Бог хочет называться. Есть метод соединения с Ним, который Он благоволил открыть. Все остальное — это в лучшем случае самодеятельность.

Не надо мне верить. Поверьте преданию Церкви, которая в течение 500 лет не опустошала ум, и жила со Христом. Найдите мне методы опустошения у Климента, Златоуста, Поликарпа, Варнавы, Иустина, Августина, Василия, Афанасия, Иринея, Иеронима, Амвросия, Феодорита. Их кровь и учение смешаны с раствором, из которого сделаны стены Церкви, стоящие на фундаменте Иисуса Христа. Так где же там все эти языческие апофазисы? Где все эти аналогии с Лао-Цзы, Упанишадами, Плотинами, гностиками?

Мы прекрасно понимаем, что есть опыт, который не может и не должен выражаться словами. У всех у нас этот опыт есть, в той или иной степени. Но два главных вопроса к апофатике: метод получения такого опыта и его идентичность во всех языческих системах. В итоге вывод: либо Бога можно постичь апофатически без Христа, либо то, что постигается, не есть Бог. Но что же тогда, если это не Бог? Об этом — ниже.

Он в языческом экстазе восклицает:

«Как горю я желанием достичь этого Мрака, дабы неведением и невидением узреть и познать Того, Кто превосходит созерцание и познание даже в невидении и в неведении!» [8]

Я уверен, что его желание было сполна удовлетворено. И он достиг того Мрака с большой буквы, к которому стремятся все апофатики от создания мира. Кто к чему стремится, тот в итоге там и оказывается.

Лже-Дионисий утверждает, что божественная реальность находится вне всякого «Божества», но при этом всё же принимает доктрину Троицы как открытую истину, и поэтому не стремится утверждать, что тринитарный язык совершенно недостоин божественной сущности. Однако он признает, что «все Божественные вещи, даже те, которые открыты нам, познаются только через их общение. Их конечная природа, которой они обладают в своем собственном изначальном бытии, находится за пределами Разума и за пределами всякого бытия и знания». Как будто это требует пространного объяснения. Это и так совершенно очевидно.

Так вот, для Лже-Дионисия единство имеет приоритет над множественностью, хотя даже категория единства превосходит божественную сущность. Он утверждает, что «будучи един и сообщая единство и всякой части, и целому, и единому, и множеству, Он существенно существует в равной степени как Единое, не представляющее Собой ни часть множества, ни многочастное целое. И при том Он не есть единое, к единому непричастен и единого не имеет. Далеко от этого Единое, превышающее единое; Единое для всего сущего; неделимое множество; ненаполняемое переполнение, всякое единое, множество приводящее, совершенствующее и содержащее». [9]

Таким образом, говорить о единой Троице — это только малая часть истины для неокрепших умов, а настоящие бого́словы говорят, что самое понятие единства не отражает истину о Троице. Поэтому давайте как чань-буддисты молчать или общаться коанами.

Подчеркивание Лже-Дионисием единства над дифференциацией подвигло Иоганна Скота Эриугену утверждать, что дифференциация в Троице лишь кажущаяся, а за тринитарным проявлением скрывается высшее единство. Хотя сам Лже-Дионисий прямо не говорит об этом, однако это — закономерный логический вывод из его учения.

Обожение объясняется в рамках этой партиципаторной онтологии. Дионисий часто говорит о теозисе, утверждая:

«Другим Бог называется потому, что Он промыслительно соприсутствует всему и ради спасения всех становится «Всем во всём», пребывая в Себе неотлучным от Своего тождества, одним непрерывным действием и пребывая, и с непреклонной силой подавая Себя для обожения обращенных». [10]

Лже-Дионисий не помещает обожение, как это делали более ранние авторы, прежде всего в контекст божественного домостроительства. Хотя он часто цитирует Писание, он не объясняет исторические события жизни Христа как главное средство обожения. А само Писание подстраивает под свое извращенное понимание богопознания, часто прямо противоположно апостолам и церковной традиции, о чем ниже. В «Небесной Иерархии» слово «воскресение» не встречается ни разу, в «Божественных именах» — ни разу, в «Таинственном богословии» — ни разу, в 10 письмах — ни разу. И только в Церковной иерархии встречается, но в контексте нашей судьбы после смерти. То есть, воскресение Христа как факт, влияющий на верующих, не упоминается Лже-Дионисием ни разу! Что само по себе замечательно. Более того, в его главном мистическом трактате «О мистическом богословии» сам Христос не упомянут ни разу. Он не нужен!

«Например, что Оно — Причина всего… просвещаемых осияние; посвящаемых священноначалие; обоживаемых Богоначалие; опрощаемых простота; объединяемых единство…»

Богоначалие. Что это? Это — процесс трансформации в Бога. Постепенный, последовательный процесс. В «Бога» с большой буквы, как увидим это развитие у Григория Паламы ниже.

Далее посмотрим ключевой фрагмент всего нашего исследования — как монотеизм превращается в политеизм. В «Божественных именах» Лже-Дионисий пишет:

«Опять же, оттого, что благодаря происходящему из Него обожению и восприятию, по мере сил каждого, Божия образа – появляется множество богов, представляется и говорят, что имеет место разделение и многократное умножение единого Бога, но Он от этого ничуть не менее Начало-Бог и Сверх-Бог, сверхсущественно единый Бог, неделимый среди делимого, единый Сам с Собой, со множеством не смешивающийся и неумножаемый».

Как сказать «много богов» по-гречески? Политеи́зм (от греч. πολύς, «многочисленный, много», + греч. θεός, «Бог, божество», или «многобожие») — система верований, религиозное мировоззрение, основанное на вере в нескольких божеств, обычно собранных в пантеон из богов и богинь. Политеизм является религиозной системой и типом теизма, в рамках которого политеизм противостоит монотеизму — вере в единого Бога, и атеизму — отрицающему существование единого Бога и любых других богов.

Вы понимаете? То, что у нас есть пантеон и боги, которых «много» — вещь совершенно очевидная. Однако у нас принято обижаться на обвинения в политеизме. Вроде как у них были боги плохие и развратные, а у нас – целомудренные и хорошие. И главное — все эти боги друзья или родственники нашего главного Бога. И разве Он против чтобы мы их почитали?

Обратимся к Иеремии:

«И отвечали Иеремии все мужья, знавшие, что жены их кадят иным богам, и все жены, стоявшие там в большом множестве, и весь народ, живший в земле Египетской, в Пафросе, и сказали: «Слова, которое ты говорил нам именем Господа, мы не слушаем от тебя; но непременно будем делать все то, что вышло из уст наших, чтобы кадить богине неба и возливать ей возлияния, как мы делали, мы и отцы наши, цари наши и князья наши, в городах Иудеи и на улицах Иерусалима, потому что тогда мы были сыты и счастливы и беды не видели. А с того времени, как перестали мы кадить богине неба и возливать ей возлияния, терпим во всем недостаток и гибнем от меча и голода. И когда мы кадили богине неба и возливали ей возлияния, то разве без ведома мужей наших делали мы ей пирожки с изображением ее и возливали ей возлияния?»

Тогда сказал Иеремия всему народу, мужьям и женам, и всему народу, который так отвечал ему: «Не это ли каждение, которое совершали вы в городах Иудейских и на улицах Иерусалима, вы и отцы ваши, цари ваши и князья ваши, и народ страны, воспомянул Господь? И не оно ли взошло Ему на сердце? Господь не мог более терпеть злых дел ваших и мерзостей, какие вы делали; поэтому и сделалась земля ваша пустынею и ужасом, и проклятием, без жителей, как видите ныне. Так как вы, совершая то курение, грешили пред Господом и не слушали гласа Господа, и не поступали по закону Его и по установлениям Его, и по повелениям Его, то и постигло вас это бедствие, как видите ныне. И сказал Иеремия всему народу и всем женам: «Слушайте слово Господне, все Иудеи, которые в земле Египетской: так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: вы и жены ваши, что устами своими говорили, то и руками своими делали; вы говорите: «Станем выполнять обеты наши, какие мы обещали, чтобы кадить богине неба и возливать ей возлияние», — твердо держитесь обетов ваших и в точности исполняйте обеты ваши. За то выслушайте слово Господне, все Иудеи, живущие в земле Египетской: вот, Я поклялся великим именем Моим, говорит Господь, что не будет уже на всей земле Египетской произносимо имя Мое устами какого-либо Иудея, говорящего: «Жив Господь Бог!» Вот, Я буду наблюдать над вами к погибели, а не к добру; и все Иудеи, которые в земле Египетской, будут погибать от меча и голода, доколе совсем не истребятся. Только малое число избежавших от меча возвратится из земли Египетской в землю Иудейскую, и узнают все оставшиеся Иудеи, которые пришли в землю Египетскую, чтобы пожить там, чье слово сбудется: Мое или их. И вот вам знамение, говорит Господь, что Я посещу вас на сем месте, чтобы вы знали, что сбудутся слова Мои о вас на погибель вам». Так говорит Господь: «Вот, Я отдам фараона Вафрия, царя Египетского, в руки врагов его и в руки ищущих души его, как отдал Седекию, царя Иудейского, в руки Навуходоносора, царя Вавилонского, врага его и искавшего души его» (Иер. 44:15-25).

То, что наши особо продвинутые христиане — «боги», нам выше сказал Лже-Дионисий, а за ним — и Иоанн Дамаскин.

Иоанн Дамаскин:

«А что святые — суть боги, говорит (Священное) Писание: «Бог ста в сонме Богов» (Пс. 81, 1)… Ибо святые и при жизни были исполнены Святого Духа, также и по их смерти благодать Святого Духа неистощимо пребывает и в душах, и в телах, лежащих во гробах, и в их чертах… не по причине их сущности, а вследствие благодати и божественного действия». [11]

Понимание этого псалма в таком смысле ложно, согласно всем святым до V века. Желающие могут посмотреть толкование на этот псалом у св. отцов и увидят, что «боги» употреблено к судьям. Они, принимающие божественную власть судить и решать земную судьбу людей, названы «богами».

У нас как мантру повторяют: «Да, боги, но по благодати». Отлично, то есть, стали богами, а не родились богами? Прекрасно. А в языческих пантеонах разве нет богов, которые стали богами? По дару высших богов? Телегон вернулся с телом Одиссея в Эю, взяв с собой вдову Пенелопу и Телемаха, там Цирцея сделала их бессмертными. Обожествлялись герои после смерти волею богов. Например, Орион был превращён в созвездие, а Геракл просто был взят на Олимп.

За что Бог в Иеремии обещает покарать евреев? За то, что развратной богине поклонялись? Или что поклонялись вообще? И как поклонялись? Написано: «Кадили, возжигали курения». Этого достаточно. Неважно кому, даже не написано конкретно — что за культ, что за богиня. А вот какое объяснение дают наши пастыри, чтобы мы ни в коем случае не увидели в этой «богине неба» культ Марии.

Иоанн Смолин, протоиерей, пишет:

«Здесь говорится о богомерзком чествовании языческой «богини неба», или Астарты (Ср. 4 Цар. 23, 7). К христианскому чествованию Божией Матери это место не может относиться потому, что Божия Матерь никогда не называется и не считается «богиней», а называется «Царицей Небесной» (ср. Пс. 44:10); кроме того, чествование языческой богини неба происходило уже тогда, когда христианской Царицы Небесной еще не было (повествующий о богине неба прор. Иеремия жил в ветхом завете)». [12]

Мы не называем Марию «богиней неба», а только скромно: «Царица небесная». Поэтому это никак не может к нашему случаю относиться, конечно.

Вот еще один пример каждения в Ветхом Завете:

«Езекия… отменил высоты, разбил статуи, срубил дубраву и истребил медного змея, которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан. На Господа Бога Израилева уповал он; и такого, как он, не бывало между всеми царями Иудей».

Обратите внимание еще на один аспект. Нам говорят, в Церкви живет Дух Божий и, если что-то она приняла (реципировала), значит, Духу так угодно. Прекрасно. Несчастные идолопоклонники среди евреев так точно и говорили:

«Но непременно будем делать все то, что вышло из уст наших, чтобы кадить богине неба и возливать ей возлияния, как мы делали, мы и отцы наши, цари наши и князья наши, в городах Иудеи и на улицах Иерусалима, потому что тогда мы были сыты и счастливы и беды не видели».

Это и есть ссылка на авторитет древности. Логика такая же: мы (евреи) – богоизбранный народ, Бог живет посреди нас, наши отцы приняли поклонение «богине неба», сотни лет мы ей поклоняемся, если бы Бог был против, разве бы Он это допустил? Хочу, однако, напомнить, что именно этот народ, который был убежден, что живет с Сыном Бога, и убил Его на кресте с плевками и насмешками. Как же Бог допустил, чтобы народ пришел в такое состояние?

Прот. Игорь Белов разъясняет нам:

«В отношении икон Богородицы, святых, святых мощей, других священных реликвий очитательное поклонение им переходит в богопоклонение нетварной Божественной благодати, почивающей на них, то есть Самому Богу, по учению святителя Григория Паламы. «Спаситель наш Христос даровал нам спасительные источники, останки святых, многообразно изливающие благодеяния на достойных. И это чрез Христа, Который в них обитает». Святые, по слову священномученика Дионисия Ареопагита (как оказалось он имеет такое же отношение к священномученику Дионисию как я — к фараону Аменхотепу, «Е. Ж.»), представляют собой «нераздельное, премирное и священное… единство с Богом». Стяжавши подвигом и усвоивши себе при жизни Божественную благодать, они навсегда «соделались причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1: 4), неразлучно соединились (по душе и по телу) по благодати с Богом. Поклоняясь святым (почитательным поклонением), мы, таким образом, совершаем истинное богопоклонение!» [13]

Так вот, боги? Да. Но по благодати. Поклонение иконам? Да, но почитательное. Видите, как человек стремится всеми силами к язычеству, но стыдливо себя одергивает. Таким образом, у нас «язычество по благодати». Язычество? Да. Политеизм? Да. Но по благодати. Чем ещё нужно доказывать, что поклоняясь мощам, мы поклоняемся в них самому Богу? Что Бог и мощи — равнозначные понятия? Что тварь и Творец совпадают? Ах, ну да, не по сущности, но по благодати. Это что-то меняет? Ничуть. Это — политеизм чистейшей пробы!

Вернемся к лжеученику Павла. Он пытается свою замечательную мысль о «многих богах» подкрепить авторитетом своего якобы учителя:

«Это сверхъестественно уразумев (Павел именно это уразумел, что в христианстве теперь много богов, «Е. Ж.»), общий наш и наставника руководитель к божественному светоподанию, великий в божественном, «свет мира» (говорит о Павле, «Е. Ж.»), вдохновенно говорит в своих божественных писаниях следующее: «Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много; но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им» (1Кор.8,5–6). Ибо единства господствуют над божественными разделениями и преобладают, и объединенное не страдает при неотрывном от Единого объединяющем разделении». [14]

Этим он сам себе пишет приговор. Посмотрим, что об этом месте говорят наши учителя Церкви:

Златоуст:

«Так как он сказал, что идол — ничто, и нет другого Бога, а между тем были и идолы, и так называемые боги, то, чтобы не подумали, что он отвергает очевидное, присовокупляет: «Ибо хотя и есть так называемые боги»: хотя и есть (боги), не просто (боги), а так называемые, т.е., не действительно существующие, а только так называемые». «Или на небе, или на земле». На небе разумеет солнце, луну и остальной хор светил, потому что язычники поклонялись и им; а на земле — бесов и всех обоготворенных людей». [15]

Вот, всем вам, поклонникам «многих богов» по благодати, вам, любителям «отеческого предания», апологетам Лже-Дионисия. Итак, еще раз внимательно разберемся. Факты, только факты.

Неизвестный писатель, который говорит, что он — ученик Павла, описывает подробности своей жизни среди апостолов,

учит об обожествлении людей и превращении их в богов.

Таким образом, говорит он, «образуется много богов».

Но это (по его утверждению) — истинно апостольское учение.

И приводит в доказательство текст из письма Павла,

в котором Павел пишет про «бесов и обожжённых людей» (героев).

И вот вопрос всем поклонникам Предания: что считать Преданием? Лже-Дионисия, который ссылается на 1-е Кор. 8:5, и говорит, что Павел имел в виду обожжённых людей в положительном смысле? Или Златоуста, который говорит, что Павел имел в виду бесов и обожжённых людей в отрицательном смысле? Что, спрашиваю я, Традиция? Что — Предание? Немного разный смысл, вы не находите?

Поэтому Предание — это дышло: куда воротишь, туда и вышло. Безусловно, традиция прочтения Писания — важнейший элемент Церкви. И горе всем протестантам, которые живут без Предания. Но надо тогда поразмыслить и решить для себя, что считать этой традицией. Например, найдите хоть одного святого Церковного писателя, в любое время, в любой стране, в любую эпоху, который бы понимал 1-е Кор. 8:5, как Лже-Дионисий. Ну хоть одного.

Идем дальше:

«Другим Бог называется потому, что Он промыслительно соприсутствует всему и ради спасения всех становится «Всем во всём», пребывая в Себе неотлучным от Своего тождества, одним непрерывным действием и пребывая, и с непреклонной силой подавая Себя для обожения обращенных».

«Излияния неистощимой Силы доходят до людей, животных, растений и всей природы и придают соединенному силу любить друг друга и общаться, а разделенному – силу существовать свойственным каждому образом в своих пределах, не сливаясь с другим и не смешиваясь; союз души и тела поддерживают, питательные и растительные силы растений приводят в действие; управляют все осуществляющими силами; неразрушаемость пребывания всего обеспечивают; и само обожение даруют, силу для этого посвященным подавая». [16]

«Везде Сый и вся исполняй», так? Прекрасно, это нам знакомо, не так ли? Бог как свет от солнца - везде разлит и во всем присутствует, надо просто опустошить разум, и сразу процесс обожения пойдет, как зарядку в телефон вставить…