Аскетические усилия

Участники: Евгений Александрович Жуков, игумен Петр (Мещеринов)

Евгений Жуков:

Читаю Терстегена, хотел спросить, если можно, об одной из его идей:

«Первая причина (недолжного богообщения) заключается в том, что многие (и ах, сколь многие!) слишком вялы и слишком жалеют себя при отвержении мира, при распятии плоти со страстями и похотями (Гал. 5, 24), при умерщвлении своеволия, чувственных удовольствий и всякого проистекающего из самолюбия услаждения и любви к творениям. Для таких христиан становится невозможным достичь истинного мира с Богом и сущностного познания Его вседостаточности. Никто не может служить двум господам (Мф. 6, 24). Кто стремится к утешению и довольству в Боге, тот не должен больше искать их у творений; и кто хочет иметь радость и покой в творениях, тот не найдёт их в Боге».

Разве это не то же самое, что нужно свернуть себя в бараний рог и упразднить все удовольствия, как в восточной аскетике? Причём до того, как придёт богообщение, а не Бог упразднит всё как результат богообщения.

Я только, что прослушал Ваше видео о пиетизме с Ильёй Готлинским, в котором Вы говорите, что свободы у человека немного: «делать или не делать подлости». Но тогда разве виноват человек, что он не может отречься от чувственного, от «мира», даже если очень хочет, если это не дано свыше? Если это первое и совершенно необходимое условие, начало, так сказать, то, опять же, монашеский или около-монашеский (как у Терстегена) образ жизни – единственная атмосфера для богообщения?

Простите, но не могу понять, что за чем следует. Я, например, хочу воздержания и целомудрия. Но как бы ни пытался, ни просил – не вижу и начала этой добродетели. Но если это необходимое условие, значит я из той категории, которые «слишком вялы и слишком жалеют себя при отвержении мира», и поэтому никакое богообщение мне не светит?

Либо я должен переложить свой фокус внимания с себя на Бога, как Вы говорите в той же беседе. И уже Он во мне производит «еже хотети и еже деяти»? Второе мне понятно, первое нет. Ибо тогда получается, что где-то мне нужно взять рвение, решимость и веру, которых в моей личности просто нет.

Игумен Петр:

Нет, это не про бараний рог. Во всяком случае, не про то, что у нас принято подразумевать под аскетикой. Смотрите, что тут требуется: отвержение мира (падшего, то есть не поступать по стихиям мира сего, но по Христу), распятие плотской жизни (не в смысле только желудочно-сексуальной, а жизни по водительству, по разумению, по привычкам падшей плоти) и проистекающей из самолюбия направленности нашей любви к творению больше, чем к Богу.

И всё это именно в контексте двустороннего богообщения, как Вы совершенно верно замечаете. Одно от другого нельзя отделять. И соотносится это напрямую: Бог даёт благодать – мы делаемся способными к внутренней жизни, следствием которой является реализация заповеди Апостола Не любите мира, ни того, что в мире (1 Ин. 2, 15). Именно об этой не-любви и говорится в цитате Терстегена. Но стяжать эту благодать «бараньим рогом» – невозможно.

Тут нужно ещё учитывать, что Терстегену приходилось акцентировать этот аспект в условиях уже начинающегося тогда «лёгкого» протестантизма. Атмосфера же богообщения – это не около-монашество и тому подобные внешние формы. Каждый оставайся в том звании, в котором призван (1 Кор. 7, 20), говорит Ап. Павел. Здесь главное – взыскать волю Божию о себе.

Непонятно, почему Вы изначально задаёте такой вывод: «Причём до того, как придёт богообщение, а не Бог упразднит все как результат богообщения». (Точнее, как раз понятно: так нас настраивает наша восточная аскетика). Но это совершенно неверно. Если хотите, можно так сказать: да, всепоглощающие удовольствия от творения должны выпустить нас из своих тисков и замениться Божией радостью. Но это происходит только, когда Бог даёт нам вкусить эту радость. Тогда, чтобы сохранить и дать по возможности больше места этой радости богообщения (Рождённый от Бога хранит себя – 1 Ин. 5, 18), «удовольствие от творения» должно отступить на задний план. Но это происходит как бы само, человек должен подвизаться в вере и стремлении к Господу, а не в «бараньем роге». «Нежаление себя», о котором пишет Терстеген, здесь равно «неозиранию назад» («Кто возложит руку свою на плуг... » Лк. 9, 62).