Охлаждение к внешней обрядности
Участники: Евгений Александрович Жуков, игумен Петр (Мещеринов)
Евгений Жуков:
Хотел узнать Ваше мнение насчёт правильного отношения к культу святых. Для меня очень сложно на протяжении всего 20-летнего периода в Церкви было заставить себя полюбить молитвы к святым, к Божией Матери («Пресвятая Богородица, спаси нас», «не имам иныя помощи... кроме Тебе»). Мне очень тяжело даётся сейчас культ мощей и проч. Недавно прочитал труд Кальвина Treatise on Relics на английском (русского нет перевода, насколько я знаю). С другой, стороны, после причастия (особенно последнего) я чувствовал себя частью семьи, где святые старшие братья на небе. И дух примирялся с этой стороной православия. Но потом опять, постепенно, меня начинает все это тяготить и смущать. Я против поклонения иконам (становиться на колени есть прямой запрет в Откровении), но об этом у нас есть Догмат VII Вселенского Собора. То есть, я ставлю себя вне Церкви?
Как отличить благодатный опыт в данном случае, от моего желания быть в согласии со своей Церковью? Как Вы для себя решили вопрос реликвий, святых и проч.?
Игумен Петр:
Да, Вы всё правильно написали. Одна семья, часть ещё на земле, часть уже на небе. Но непременным является постулат: «почитание, но не поклонение». Поклонение подобает Одному только Богу.
Для меня тема святых никогда не было сложной: я всегда так и чувствовал. С Божией Матерью было сложнее. Я нежно люблю Её и чувствую Её евангельскую скромность, всегдашнее желание оставаться в тени, материнскую милость. Но, увы, византийщина (да и у католиков то же, если не хуже) нагрузила Её (и святых) совершенно земным «придворным» содержанием. Царь далеко, до Него не добраться, вот ищем всяких ходатаев-посредников... У Христа и в Его настоящей Церкви всё не так. В этом мне пришлось довольно долго разбираться.
Что касается икон – то по своему смыслу это как фотографии любимых людей. Знаете, женщины носят в кошельках фотографии близких. Вот значение икон. Смысл определения VII Вселенского собора – через иконы почитание восходит к тому, кто изображён. Но это, я считаю, уже некоторое переусложнение. Вносить иконы в догматический ряд, на мой взгляд, совсем уже лишнее. Изображение – и изображение. А в исторической церкви всё это «мистифицировалось». Сюда же и мощи, и прочее. Всё смешалось: церковный смысл (не более чем педагогически-вспомогательное средство) покрылся толстой коркой обще-религиозности (которой подавай «самостоятельную» святыню и т. п.).
Как к этому относиться? Но Вы же мирянин, и совершенно свободны устанавливать свой «режим» отношения ко всему этому. Вам же не вменяет никто в обязанность становиться перед иконами на колени, и т. д. Вот батюшкам уже хуже, они обязаны воспроизводить весь этот ритуал… Реликвии и святыни могут привести человека к Богу, как средства. Но могут и воспрепятствовать этому, если они становятся «самостоятельной религиозной единицей». На практике дезориентирующее действие святынь гораздо большее, чем помогающее... но тут ничего не сделаешь, христианство всегда – «малое стадо», а «большому стаду» подавай обще-религиозность.
Евгений Жуков:
Хочу узнать Ваше мнение насчет одного наблюдения. Мы употребляем слова: «священник», «святой», «храм» не в том смысле и по отношению не к тем субъектам и объектам, в отношении которых их употребляет Новый Завет, Слово Бога. Например, «святой» употребляется к любому христианину, не как почтительное приветствие, а как изъятый, избранный, званый, освященный и оправданный заслугой Христа, а не своей. А в отношении преуспевших христиан употреблялось выражение «мера полного возраста Христова». Но просто потому, что они благодатью опережали младших. Старшие и младшие. А не святые и профанные. Поэтому употребление «святой» в отношении к каждому христианину – это целое богословие радости, спасения, милости и любви Спасителя. И употреблять его в отношении только какой-то мизерной группы людей – значит не благовествовать, а зловествовать.
Слово «храм» употреблялось только в отношении тела христианина и древнего храма, который Бог попустил сравнять с землей. И никогда не использовалось в отношении помещения для собраний.
Слово «священник» употреблялось ко всем христианам, и они должны были приносить «духовные жертвы в храме своего тела». И в отношении Христа как «первосвященника». И так как жертва принесена «раз и навсегда», то никаких других священников-посредников быть не может. Наши римо-католические братья пошли еще дальше и повторяют жертву на каждой мессе. Слово «ἱερεύς» – «священник» стал впервые употреблять в отношении епископов Ориген, спустя 200 лет после апостольского века. А в Новом Завете мы находим совет старейшин («πρεσβυτέριον»), но не сакрально введённых в сан священников.
В итоге у нас все стало, как во всех религиях. А исконный смысл остался только в книжках по богословию. А поэтому это уже не благая весть, а обычная религия.
Я хочу немного показать этот процесс со стороны. В сути буддизма стоит открытие, сделанное одним индийским принцем во время долгого размышления над сутью страданий. Это открытие дает человеку метод преодоления цепи бесконечных перерождений в мире полном страданий. И сердцем этого метода является размышление об иллюзорности всего сущего. Поэтому категорическим заблуждением является поклонение любому человеку, богу, духу. Религиозный культ, молитвы, жертвы, праздники, храмы, все это только усиливает иллюзию реальности бытия. Так вот, спустя несколько столетий буддизм обрастает религиозным культом. И то, что мы сейчас можем видеть в Таиланде, Японии, Непале – это монахи, жрецы, заклинатели духов, храмы, святые, молитвы, ранги посвящения, то есть все то, что категорически уводит человека от цели первоначального смысла и практики – осознания нереальности бытия.
Я привожу этот пример, чтобы показать, на мой взгляд, очевидную вещь: человек вообще склонен к общерелигиозному поклонению. И развитый религиозный культ приходит в Церковь с момента вступления огромного языческого мира в государственную религию, которой становится христианство в 4-м веке. Все, что мы видим вокруг: ладан, священные изображения, мощи, позолота и ризы священников, торжественные хоралы, свечи, скульптуры и статуи – все это, каждый элемент, перешел из язычества или иудейского храмового культа. Нам говорят, что это так, но каждый элемент наполнен теперь христианским содержанием.
В связи с этим вопрос: если Бог очевидно все это разрушил, физически через римлян и Своим словом в Новом Завете, то насколько правомерно с нашей, человеческой стороны все это воссозидать? Причем в таком гипертрофированном, чрезмерном виде и степени, в котором существует сейчас наша церковь? Не может ли быть так, что мы услышим: К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лицо Моё, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу (Ис. 1, 11–15).
Игумен Петр:
Собственно, Вы сами на этот вопрос и ответили. Пример с буддизмом очень характерен. Общерелигиозное всегда берёт верх в массовой религии «большого стада» (употребляю это выражение не насмешливо-ругательно, а как термин, зеркальный евангельскому «малому стаду»).
Другой вопрос: что с этим делать? Ответ такой: 1) понимать, 2) терпеть, 3) находить своё наиболее безболезненное место во всём этом, зная, что на падшей земле если и избежишь одной гадости, так тут же попадёшь в другую, 4) насколько возможно, соразмеряясь с обстановкой, адекватно проповедовать истину тем, кто расположен слушать. Её воспримет лишь «малое стадо», а большое «будет гнать вас, думая, что тем самым служит Богу» (Ин. 16, 2). Но так, увы, устроено...
Евгений Жуков:
Мы с женой вчера разбирали 2-ю главу Колоссянам (в переводе Кулаковых).
Павел пишет (ст. 18): Пусть не лишат вас награды те, кто услаждает себя самоуничижением и почитанием ангелов, полагаясь при этом на свои видения». В других переводах «не осуждает вас».
Меня натолкнуло это на мысль, а что если «узкий путь» христианства – это надежда только и исключительно на жертву Христа и ни на что более? И дальше Павел перечисляет, на что дополнительно, кроме Христа, надеялись «те, кто услаждает себя самоуничижением и почитанием ангелов»:
- На «самоуничижение». Это просто лейтмотив нашей церкви. Мы все «аки псы смердящие».
- На «почитание ангелов». Этого хоть отбавляй. Храмы в честь ангелов, службы ангелам, молитвы ангелам и т. д.
- На «свои видения». У нас целое богословие фаворского света, основанное исключительно на видениях исихастов, не только возникло, но прочно вошло в церковное учение.
- На общеобязательные посты: «Не прикасайся, не ешь, не трогай!»
- На «самоистязания [и] изнурение тела». Это просто знак качества наших святых и недосягаемая цель.
- На «праздники, новолуния или субботы». Это у нас обязательное посещение храма.
Этот список Павла мы, конечно, весьма дополнили со временем. И получается, что в соблюдении всего этого и есть надежда современного православного христианина. Мысль простая: лучше больше оснований для надежды, чем меньше. Ведь именно это и предлагали лжеучителя Колоссянам: «Христос плюс». Христа недостаточно: нужно соблюдать, нужно поститься, нужно изнурять, нужно..., нужно... А что если все эти версии «Христос плюс» не только не добавляют оснований для надежды, но ее лишают? Если человек надеется на что угодно: на молитвы святых, на молитвы церкви за него, на соблюдении при жизни всех этих «нужно», на добрые дела, на святые ощущения – то он исповедует, по слову Павла, «другое Евангелие» и, в итоге, идет широким путем в погибель?
«13 Мертвыми были вы во грехах своих и в необрезании вашей природы плотской, но Бог оживил вас со Христом вместе, когда милостиво простил нам всем все преступления наши.
14 Он перечеркнул список наших долгов и прегрешений со всеми предписаниями на наш счет, — Он отменил его и устранил, пригвоздив ко кресту».
Если наше спасение будет зависеть от правильного ответа на один вопрос: «Почему ты надеешься войти в рай»? – что ответит православный? «Потому что я ходил, я причащался, я исповедовался, я делал то, соблюдал это, за меня духовник молится и Матерь Божия». А вдруг это непроходной ответ? То, что это ответ неверный – совершенно очевидно. Но вдруг этот ответ не просто неверный, а именно непроходной?
Игумен Петр:
Не исключено, что да, непроходной. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф. 7, 22–23) – по-моему, яснее не скажешь.
Но, с другой стороны, имеем вот что: Нет лицеприятия у Бога. Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут; а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся (потому что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут, ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую) в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа (Рим. 2, 11–16). Здесь речь о другом – но ясно виден принцип. Язычники, не знающие закона Божия, но по совести стремящиеся жить по этому закону – сегодня это вполне можно отнести к бедным христианам, от лица авторитета церкви наученным «непроходным» вещам, и не наученным этой же церковью подлинной жизни во Христе. Введённые в заблуждение, растрачивающие все силы на «другое евангелие», не только не знающие ничего о настоящем богообщении, но запуганные псевдо-православием до смерти, что такое богообщение – «ересь» и «прелесть»... но хоть как-то стремящееся ко Христу – я уверен, будут помилованы. Если мы с Вами их жалеем, то кольми паче Бог (1 Ин. 3, 20)... Но кто противится (под разными «православными соусами») дошедшему всё же до него слову подлинного благовестия – тому будет тяжелее, я боюсь. Вот кому (как некоторые св. отцы говорили) совсем плохонько придётся – так это пастырям и епископам... Но у Господа много милости.