Триады
В. В. Петров:
«Одним из сквозных мотивов, определяющих ход рассуждения и интерпретации таинства синаксиса у ДА, является символизм неоплатонической триады «пребывание — выхождение — возвращение». Служба синаксиса начинается с процессии каждения. Священноначальник начинает движение от алтаря, обходит все пределы храма и возвращается обратно, таким образом воспроизводя упомянутую триаду. Весь евхаристический ритуал становится подобным символом. Ломление Хлеба и раздаяние Чаши рассматриваются как символ божественного исхождения во множественность, а единотворящее причащение — как символ возвращения к Богу.
Триаду составляют Богоначалие (Троица), само таинство и священноначальник. Каждый из них пребывает в своем единстве, выходит ко вторичному и возвращается обратно в свое единое:
ДА: «Ибо богоначальное Блаженство... хотя и исходит к общению со священными, которые ему причаствуют... но от своей тождественности всецело не отступает.
Точно так же божественное таинство Синаксиса (συνάξεως τελετή)... человеколюбиво умножается в священной пестроте символов... но единовидно собирается обратно... в собственную монаду и единотворит священно к ней возводимых...
И священноначальник, хотя он и... низводит к низшим свое единенное священноначальное знание... но опять, как не связанный и не удерживаемый низшими, восстанавливается в своем начале... Он совершает мыслительный вход в свое единое, он ясно видит единовидность логосов совершаемых [таинств]. Он кладет предел выхождению (προόδου) во вторичное, совершенному из человеколюбия, и совершает божественнейшее возвращение к первичному».
Как можно заметить, таинство синаксиса персонифицируется. ДА начинает с обращения:
«О божественнейшее и священное таинство (τελετή)! Открыв символически окутывающие (περικείμενα συμβολικῶς) тебя покровы иносказаний (τὰ ἀμφιέσματα τῶν αἰνιγμάτων), ясно яви себя нам и наполни наши умственные очи единовидным и незаслоненным светом».
Ну, нам к этому не привыкать. Мы разговариваем с крестом, с плащаницей, с гробом. Что удивительного если «божественные имена» у нас отдельные самостоятельные сущности, «небесные Умы». Оказывается, поговорить можно и самой сущностью таинства.
Петров продолжает:
«В момент совершения таинства священноначальник возводится горé:
ДА: «[Священноначальник] в блаженных и умопостигаемых созерцаниях непрерывно священноначально возводится (ἀναγομένου) богоначальным Духом... к святым началам совершаемых [священнодействий]».
Восходящее движение священноначальника уравновешивается нисхождением таинства. «Умопостигаемые зрелища» начинают присутствовать и священнодействовать (ἱερουργεῖν). В кульминационный момент синаксиса священнодействует не священноначальник, но сами умопостигаемые таинства:
«Умопостигаемые зрелища (τὰ νοητὰ θεάματα) священноначально священнодействуют (ἱερουργοῦντα)... наше приобщение и собирание к Единому».
Зрелища действуют сам по себе. В этом моменте те из читателей, кому не посчастливилось родиться в православии, говорят про себя: «Боже, благодарю Тебя, что я не православный».