Охранение
В.В. Петров:
«Применительно к символам в их охранительной функции у ДА можно выделить до сих пор не отмеченную исследователями линию толкования, зависящую не только от Ямвлиха, но и от Юлиана, и в целом восходящую не к александрийской, но к «неопифагорейской» традиции. То, каким образом Ямвлих описывает особенности письменного стиля пифагорейцев, в полной мере приложимо к стилю самого ДА:
«Свои... сочинения... они писали не общеупотребительным, простонародным и привычным для всех прочих людей языком; они не делали их понятными для неподготовленных слушателей и не стремились сделать высказываемое доступным».
Подобно александрийской «пифагорейская» традиция учит, что эзотерическое учение недопустимо разглашать вовне, а потому его следует укрывать под покровом символов. Важной особенностью «неопифагорейского» подхода является то, что скрывающие истину символы полагаются «неподобными», т. е., кардинально отличающимися от истины, которую призваны скрыть. В богословии такие символы представляют Бога в низменных формах, заведомо не соответствующих величию божества. Таким образом, для непосвященных сокровенная доктрина выглядит нелепо и парадоксально. Теоретическое обоснование пригодности неподобных символов было дано в неоплатонизме и явилось результатом длительной полемики относительно допустимости использования мифов в философии. Приведем слова Ямвлиха:
«Согласно неразглашению, установленному для них в качестве закона Пифагором, [его последователи] занимались божественными таинствами неведомым для непосвященных (ἀτελέστους) образом и с помощью символов защищали от чужих свои рассуждения и сочинения. И если кто-нибудь, взяв эти символы, не развернет их и не объяснит без насмешек, то говоримое ими покажется слушателям смешным и пустым, полным вздора и пустословия (γελοῖα καὶ γραώδη, λήρου μεστὰ καὶ ἀδολεσχίας). Напротив, если эти символы будут должным образом развернуты соответственно их стилю, они станут для большинства не темными, но ясными и прозрачными».
Юлиан, который следует здесь Ямвлиху, говорит о том же:
«Древние всегда искали причины сущего... найдя же, защищали невероятными мифами (μύθοις παραδόξοις), чтобы благодаря этой невероятности и нелепости (ἀπεμφαίνοντος) была очевидна [их] вымышленность (τὸ πλάσμα) и мы обратились бы к поиску истины. Простым людям (ἰδιώταις), я полагаю, достаточно и неразумного [мифа], который учит их только при помощи символов. Но для человека, превосходящего их разумением, будет полезнее сама истина о богах... если благодаря загадкам (αἰνιγμάτων)... он вспомнит, что должен искать нечто относящееся к богам (τι περὶ αὐτῶν)».
Как видно, понятия «миф» и «символ» для Юлиана синонимичны. Если мы сравним сказанное с тем, что пишет о символах ДА в девятом Послании, то увидим близкое сходство:
«[Кажется, что] премудрые отцы внушают тем, кто несовершенен (ἀτελέσι) душой, страшную нелепость (ἀτοπίαν δεινήν), когда посредством неких сокровенных и дерзновенных загадок демонстрируют божественную и таинственную, недоступную для непосвященных истину. Потому-то и не верят многие из нас словам о божественных таинствах (μυστηρίων). Ведь те узреваются только через приросшие к ним чувственные символы... Для «внешних» [людей, это – образность] слагается в невероятную и вычурную диковину (τερατείας)».
Как мы видим, это не «близкое сходство», как скромно выражается ученый. Это – просто калька, копирование без учета авторских прав. Правда ли, замечательно? Для нас, непосвященных, «простого народа», «толпы» и «сброда» — лишь символы и мифы.
А вот это язычествующий Лже-Ареопагит читал?
«Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа».
Эй, апофатики-язычники! Иудействующие и законники из псевдохристиан, представители византийского имперского религиозного культа! Возложите с нами надежду на Христа, и Он снимет с ваших «сердец покрывало». Христос разорвёт для вас «завесу» и введет во «святая святых». Ум ваш из «ослепления» Ареопагитским «мраком неведения» просветлится. И сможете «открытым лицом взирать на славу Господню».
Но знаете еще какой быстрый способ снять покрывало и войти за завесу во святая святых? Правильно, деньги. Если вы – спонсор храма, то вас с радостью поставят рядом с посвященными в алтаре во время литургии. Знак большого почета. То есть, деньги могут быстро поднять вас по метафизической «небесной цепи» и тогда уже «страшные тайны» не опалят ваш мозг.
В.В. Петров:
«Согласно Юлиану, очевидное неправдоподобие мифа побуждает искать скрытую за ним истину:
«Именно нелепость (τὸ ἀπεμφαῖνον) мифов пролагает путь к истине. Чем более невероятна и диковинна загадка (παράδοξον καὶ τερατῶδες τὸ αἴνιγμα), тем лучше она свидетельствует о том, что нельзя сразу верить сказанному, но следует серьезно заняться сокрытым и не прекращать усилий доколе благодаря водительству богов не станет явным то, что в ней [сокрыто]».
Мифы нужны для «младенцев духом». Нелепость мифов вопиет о том, что божественная истина требует усердного разыскания. Важным моментом является утверждение, что в воспитательных целях нелепое при описании богов важнее величественного:
«В мифах нелепое (τὸ ἀπεμφαῖνον) куда более важно, чем величественное (τοῦ σεμνοῦ), ибо существует опасность, что люди станут полагать богов, конечно, чрезмерно величественными и благими, но все еще подобными людям, в то время как нелепости вселяют надежду, что человек пренебрежет очевидностью сказанного и что чистая мысль взбежит к [пониманию] запредельной природы богов, превосходящей все сущее... Тот, кто стремится к исправлению нравов и ради этого измышляет сказания (λόγους πλάττων) и создает мифы, делает это не ради мужей, но ради детей — годами ли, умом ли, для всех, кто нуждается в таких речах».
В подобном подходе, предпочитающем при изображении божественного абсурдность величественности, еще раз проявляется близость Юлиана и ДА. Последний подробно рассуждал о «неподобных подобиях», многократно используя при этом производные от глагола πλάσσω:
«Те, кто говорит о таинствах бога (μυστικοὺς θεολόγους), священно окружают таким вымыслом (περιπλάττοντας)... даже возвещения (ἐκφαντορίαις) Богоначалия. Иногда они воспевают Его от чтимых явлений, как-то Солнце, звезда, свет; иногда — от средних, как-то огонь, вода; а иногда — от последних, как-то миро, камень. Но также облекают Его и в звериные формы: придают Ему свойства льва, пантеры, барса, медведицы... Прибавлю и то, что представляется из всего самым непочтительным и весьма нелепым (ἀπεμφαίνειν): сведущие в божественном (οἱ τὰ θεῖα δεινοί) передают, что Оно вымышленно облекло Себя (περιπλάττουσαν) видом червя [ср.: Пс 21:7]».
Ничего себе! Дионисий говорит, что Псалтырь Бога сравнивает с червем! Вот цитата из Пс. 21:7 «Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе». Где здесь про Бога? Безумный может писал? Но нет, как увидим далее, далеко не безумный.
Петров, продолжает цитату ДА: «Таким образом, все божественные мудрецы и толкователи тайного вдохновения начисто отделяют Святая святых от несовершенных (= непосвященных) (ἀτελέστων) и нечестивых, и ставят на первое место неподобные священные измышления (ἀνόμοιον ἱεροπλαστίαν), дабы божественное не было легко доступным для непосвященных (βεβήλοις) и дабы любители созерцать божественные изваяния не задерживались на отпечатлениях (τύποις), как на истине.
Вот почему божественное почитается посредством истинных отрицаний (ἀποφάσεσι) и посредством несхожих уподоблений последним из Его отголосков (τῶν οἰκείων ἀπηχημάτων ἑτεροίαις ἀφομοιώσεσιν). Так что нет никакой нелепости, если по уже упомянутым причинам и небесные сущности измышляются (ἀναπλάττουσι) посредством неподобных подобий (ἀνομοίων ὁμοιοτήτων), представляющихся нелепыми (ἀπεμφαινουσῶν).
Да и сами мы не пришли бы ведь от недоумения (ἀπορίας) к исследованию и к возведению (ἀναγωγὴν) посредством тщательного разыскания священного, не приведи нас в смятение безобразие (τὸ δυσειδές) относящегося к ангелам возвещающего вымысла (ἐκφαντικῆς ἀναπλάσεως), не позволяющее нашему уму задерживаться на уводящих в сторону формотворениях (ἀπᾳδούσαις μορφοποιίαις), побуждающее отказаться от пристрастий к материальному и приучающее священно устремляться вверх (ἀνατείνεσθαι), через явленное — к сверхмирному».
Это просто потрясающе! То есть, хлеб и вино, которые символизируют кровь, изливаемую за нас и тело за нас ломимое — это все «неподобные подобия», «безобразие возвещающего вымысла», лишь «миф», «священно окруженный таким вымыслом»? Таким образом, мы не можем умом вознестись к страданиям Спасителя за нас? Единственному символу и образу, который Он благоволил нам оставить.
Вот как пишет об этом Августин:
«Если высказывание содержит запрет на нечто бесчестное или на злодеяние, а также если оно побуждает к пользе или благодеянию, то оно не является фигуральным. Если же оно предписывает бесчестие или злодеяние или запрещает полезное или благодетельное, то оно фигурально. В Писании сказано: «Если вы не будете есть плоть Сына человеческого и пить Его кровь, то не обретете жизни вашей (Иоан. 6, 54)».
Кажется, что здесь предписывается злодеяние или бесчестие (каннибализм «Е.Ж.»); следовательно, высказывание это фигурально и велит приобщаться Страстям Господним и любовно и с пользой сохранять в памяти, что плоть Его была за нас распята и изъязвлена».
Где здесь миф? Где «неподобные подобия», «безобразие возвещающего вымысла»? Но вы продолжайте писать диссертации в своих духовных училищах, защищая «огромный вклад» в святоотеческое богословие «святого» Дионисия. Вам дадут медальку византийского культа.
Из этой цитаты еще замечательный момент: «Все божественные мудрецы и толкователи тайного вдохновения начисто отделяют Святая святых от несовершенных (= непосвященных) и нечестивых, и ставят на первое место неподобные священные измышления», пишет язычник. Однако Павел в разряд таких «мудрецов» по версии ДА не входил, когда писал следующее: «Мы же все открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню».
В.В. Петров:
«Для того, чтобы правильно понять контекст, к которому, рассуждая о вымысле, аппелирует ДА, следует учитывать многозначность глагола πλάσσω, означающего не только «ваять, вылепливать», но и «придумывать, измышлять». Глагол θεοπλάσσω и его производные до Каппадокийцев имеют преимущественно отрицательные коннотации, означая «создавать ложных богов», но у ДА приобретают либо нейтральный, либо положительный смысл. В неоплатонизме слова от основы πλάσявляются терминами в контексте учения о воображении как одной из когнитивных способностей, обращенной «вовне», связанной с памятью и претерпеванием. В следующем параграфе мы рассмотрим соответствующие представления Прокла и покажем, что их принимает и ДА.
«Создавать ложных богов», что у ДА приобретает либо нейтральный, либо положительный смысл» — запомним это. Нам в дальнейшем пригодится.