Глава 21

1. Таковы догматы новых учителей, которые, чтобы развратить веру в кафолических умах, распространяют клевету против защитников благодати и с яростными речами нападают на самых выдающихся ученых в области церковной науки нашего времени; они надеются, что им удастся сломить все оборонительные укрепления авторитета Церкви, если им удастся, повторяя удары пелагианского тарана, разрушить эту самую крепкую твердыню пастырской бдительности. Правда, "твёрдое основание Божие стоит", но они, следуя по стопам пелагиан, служат делу еретиков. И им помогает то, что они улавливают безумие тех, чьим заблуждениям они следуют. И они не говорят ничего другого, кроме того, что уже известно из заявлений осужденных еретиков и ругательств дерзкого Юлиана[1]. Одинаковы побеги, произрастающие из одного и того же семени; плоды открывают то, что скрывалось в корнях. Против них нет нужды разрабатывать новую стратегию или особую тактику, как если бы они были неизвестными врагами. Их осадные орудия уже разрушены, сами они уже побеждены вместе с теми, кто является соратниками и вождями их гордого учения, когда Иннокентий блаженной памяти сразил апостольским мечом глав экланской ереси, когда синод палестинских епископов заставил Пелагия произнести свое собственное осуждение вместе с осуждением его последователей[2], когда папа Зосима блаженной памяти добавил авторитет своего собственного решения к постановлениям африканских соборов и таким образом вложил меч Петра в руки всех епископов, чтобы отсечь еретиков от нашего общения[3], когда папа Бонифаций святой памяти направлял кафолическое рвение благочестивых императоров и противостоял врагам Божьей благодати не только апостольскими, но и императорскими декретами, когда тот же папа, сам [обладая] высокой ученостью, попросил епископа Августина написать ответы на книги пелагиан.

2. Папа Целестин, чтимой памяти, которого Господь одарил многими дарами Своей благодати для защиты кафолической Церкви, хорошо видел, что нет нужды предоставлять осужденным еретикам новый суд; они нуждались только в спасительном покаянии. Когда Целестий обратился за новым слушанием, как будто его дело было еще не решено, он отдал приказ изгнать его с территории Италии. Он был настолько убежден, что решения его предшественников и постановления соборов должны храниться в неприкосновенности, что ни в коем случае не допускал нового разбирательства того, что уже было однажды осуждено и приговорено. Не менее бдительным он был и в заботе об освобождении Британии от той же заразы: он запретил въезд в этот отдаленный берег океана некоторым врагам благодати Божией, которые нашли там убежище, как в стране своего рождения, и, стараясь удержать этот остров Римской империи в кафолической вере, он рукоположил Палладия в епископы ирландцев и таким образом привлек этот языческий народ в лоно христианства. Целестин снова очистил Восточные Церкви от двойного бича: Кириллу, епископу Александрии и самому известному защитнику кафолической веры, он дал помощь апостольского меча для искоренения несторианской ереси, и таким образом пелагиане, родственники и товарищи несториан по заблуждению, получили новый удар. Тот же папа дал понять тем, кто в Галлии подвергал цензуре труды Августина святой памяти, что они больше не могут выступать против этого учителя; он приветствовал обращение некоторых советников и похвалил святое учение книг Августина в противовес тем заблуждающимся порицателям; он сделал официальное заявление об авторитете этих трудов и открыто заявил, как сильно он недоволен новым безрассудством людей, столь дерзких, чтобы восстать против древних учителей и нарушить проповедь истины своей безудержной клеветой.

"Мы, — сказал он, — всегда содержали Августина святой памяти в общении с Нами за его святую жизнь и заслуги перед Церковью. Его имени никогда не касались никакие зловещие подозрения. Мы скорее вспоминаем его как человека выдающейся образованности, которого Наши предшественники тоже всегда причисляли к величайшим учителям. Все были единодушны в своем благоприятном мнении о нем; он был любим повсюду и почитаем всеми".

3. Перед лицом столь громких и столь высоких похвал, содержащихся в столь почтенной и столь авторитетной речи, неужели кто-то дерзнет проронить зловещее толкование и напустить облако двусмысленности на заявление, которое не может быть ни более ясным, ни более искренним? На основании того, что Папа в своем письме прямо не указывает названия книг, о которых идет речь, он [Иоанн Кассиан] считает, что папское одобрение и похвала Святого Августина распространяется не на них, а только на его более ранние труды. Давайте согласимся с ним, пусть он получит то, что он предлагает, будто поздние книги Августина не были включены в эту похвалу, если по тем же пунктам вероучения они не согласуются с его ранними трудами; мы можем считать не имеющим ценности или не относящимся к делу то, что в его последних книгах не соответствует тому, что он написал ранее против пелагиан. Не говоря уже про трактаты о благодати, которые Августин публиковал с самого начала своего епископства, задолго до появления врагов благодати, пусть они прочтут три его книги к Марцеллину, пересмотрят его письмо к Паулину, епископу Нолы, перечитают его письмо к Сиксту, тогда священнику, а теперь епископу Рима, просмотрят его книги к св. Пиниану, Валерию, рабам Божьим Тимасию и Иакову, просмотрят первые шесть книг против Юлиана, книгу к святому Аврелию, епископу Карфагенскому, о событиях в Палестине, другую книгу к епископам Паулусу и Евтропию против вопросов Пелагия и Целестия, и четыре тома к папе Бонифацию блаженной памяти. И если во всех этих его книгах и во многих других, перечислять которые было бы слишком долго, они находят тот же дух и учение, ту же манеру изложения, то пусть эти клеветники признаются, что они напрасно возражают, что Папа не выразил особого и явного одобрения последним книгам Августина, когда его похвала относится к самому учению, которое у этих книг общее со всеми другими его работами. Когда Апостольский Престол одобряет книги, представленные на его суд, он тем самым одобряет учение, которое не отличается от того, что содержится в представленных книгах. Когда же он включает в свое суждение и то, и другое, он не делает никакого различия в похвале, которую воздает. Итак, пусть те, кто выдвигает возражения против последних книг Августина, признают учение его ранних книг и согласятся с тем, что он написал там в защиту христианской благодати. Но они отказываются это сделать, потому что знают, что все эти ранние работы противостоят пелагианам, и что они не смогут найти там ничего, что могло бы послужить их разрушительной критике его поздних работ, если они согласятся сказать, что ранние книги не содержат ничего, кроме истины. Соответственно, нечестивым заблуждениям таких людей нужно противостоять не столько аргументами, сколько авторитетом. Таким образом, ни одной конечности тела ереси, раздавленной давным-давно, не следует позволять вновь ожить. Как хорошо известно, пелагианская ересь настолько хитра, что если она замечает, что после демонстрации самоисправления пощадили какой-то побег ее собственного стебля, благоприятствующий ей, она старается полностью восстановить себя из этого небольшого остатка. Ибо когда часть не отличается по своей природе от целого, то нельзя остановиться на том, чтобы взять в плен почти все, но преступление — сохранить даже малую часть. Но чтобы это не было достигнуто этими хитрыми лицемерами, мы верим, что покровительство нашего Господа даст, что то, что Он совершил через пап Иннокентия, Зосиму, Бонифация и Целестина, Он совершит и в папе Сиксте, чтобы слава, уготованная этому пастырю, охраняющему лоно Господне, заключалась в том, что он изгоняет сокрытых волков, как его предшественники изгоняли явных, всегда помня слова, которые Августин в старости обратил к нему в то время, когда они вместе трудились ради одного дела:

"Есть люди, которые думают, что они все еще свободны придерживаться тех заблуждений, которые по праву осуждены; есть другие, которые тихо крадутся в дома людей и не перестают распространять втайне то, что боятся сказать публично. Есть и такие, кто хранит полное молчание из чистого страха, но в сердце хранит то, что уже не смеет высказать, и братья легко узнают их по тому, как они защищали ересь в прошлом. Следовательно, первых следует обуздать строгостью, за вторыми внимательно наблюдать, к последним относиться снисходительно и вести работу с ними с большой настойчивостью; ибо, если нет опасности, что они развратят других, их самих, тем не менее, не следует оставлять на погибель".



[1] Юлиан Экланский (ок. 386 — ок. 455) — один из главных деятелей пелагианства.

[2] Диоспольский собор, 415 г.