Исаак Сирин.

Третье собрание преподобного Исаака Сирина

XIII

Ещё, послание об обителях, в которые входят святые люди в умных (hawnānāyē) движениях при шествии путём дома Божия

1. Наряду с тем, что прежде я написал тебе, также и сие хочу я поведать тебе, о дорогой брат наш: откуда рождается радость святых и докуда она простирается^[1], и, войдя в какую обитель, она прекращается у них, и во что изменяется. Сие надлежит тебе знать, о возлюбленный наш, что, где бы ни имела место радость в Боге, она бывает от пламенения, и всюду для радости [именно] пламенение есть причина. И там, где нет пламенения, нет и радости. Однако место радости ниже^[2] места совершенства. Место совершенства есть ведение. Радость же бывает не от ведения, а от пламенения, как я сказал.

2. Пламенение же стоит между добродетелью жительства и добродетелью разума (d-reʕyānā). Ниже добродетели жительства нет ни пламенения, ни радости. Выше добродетели разума нет уже ни пламенения, ни радости. Ибо ниже добродетели жительства властвует холодность. А выше добродетели разума — безмолвное место тайн. Поистине, радость в Боге велика, однако она ниже духовных движений и трепетаний.

3. Итак, когда человек начинает [совершать] добродетельные^[3] поступки для Бога^[4], начинает источаться в нём пламенение вместе с радостью, и он идёт этим жительством радости, пока не достигнет добродетели разума, что есть свет разума и откровение сокрытого. И когда он приблизится сюда, начинает оскудевать и застывать в нём движение радости, ибо он приближается отсюда к некому оцепенению^[5].

4. И сколько он ни входит в это оцепенение, столько останавливается^[6] сие пламенение и постоянная радость, ибо он восходит выше чина радости — ведь он чувствует, что превосходит ее. Когда же человек спускается ниже добродетельных поступков, тогда охладевает у него радость его, и, опять, когда он через добродетельные поступки постепенно приближается к добродетели разума, радость снова прекращается здесь. И тому, что я сказал: когда он достигает добродетели разума, начинает останавливаться пламенение, а разум перестаёт изливаться в радости, — не удивляйся.

5. Ведь среди сих божественных даров есть нечто превосходящее радость: это изумление помыслов. Одновременно с тем когда разум начинает преуспевать в сокровенных вещах, он начинает пребывать в этом изумлении помыслов. И пока разум преуспевает в сокровенных вещах, он настолько усиливается в изумлении^[7], что достигает сказанного блаженным Павлом: «В теле или не в теле — не знаю»^[8], — повествуя о восхищении разума своего.

6. Ведь не тотчас, и не внезапно вдруг приближается человек к сему совершенству, но сначала для тайн^[9], которые ниже сего, просвещается душа. Начинает же появляться в разуме сие изумление помыслов, после того как начал просвещаться разум и преуспевать в сокровенном. И так умножается в нём сие частичное изумление, и он идёт даже к тому совершенству разума, [которое было у] Павла, которое именуется Толкователем^[10] и отцами-иноками точным откровением Бога^[11].

7. И предел откровениям о Боге где-то прежде сей тайны. К тем частичным откровениям сила ума (d-madʕā) приближается через силу Духа, ибо время от времени почивает на нем благодать; и жительство его усиливается духовно, и всякий раз он приближается^[12] к некому оцепенению и пребывает превыше обычных помыслов и превыше движений радости. Однако, поскольку человек не пребывает в этом постоянно, ибо непресекаемое постоянство этого дара сохраняется для будущего века, человек Божий не всецело пребывает также и без радости и пламенения^[13]; но всякий раз, как он входит в ту обитель, он поднимается над относящимся к естеству.

8. И опять, когда он выходит оттуда и пребывает в относящемся к естеству: это мысли^[14], помыслы, подвижничество, молитва и прочее, — тогда он пребывает в этом, и в пламенении и радости. Ведь это обители, по которым он проходит и пребывает в каждой соответственно степени жительства своего: иногда в тех, что относятся к естеству, а иногда в тех обителях, которые превыше естества и в которых он освобождён от всего относящегося к естеству и к воле через домостроительство благодати Духа.

9. Есть три умопостигаемых места, куда ум входит в изменении своем, по слову отцов: естество, вне естества, превыше естества.

10. Итак, когда он движется в том, что относится к естеству, то есть в подвижничестве и делах добродетели, как я сказал прежде, — то он пребывает также и в радости, и в пламенении, [но] также и в сражениях, помрачении, искушениях и приражениях страстей^[15], ибо всё это сопутствует естеству. Когда же он вступит [в область] вне естества через пренебрежение добродетельным жительством и исполнение [того, что идёт от] страстей и греха, тогда он пребывает в холоде и безнадежности, ведь сии сопутствуют пренебрежению добрыми делами и исполнению [того, что идёт от] страстей. Там, где помыслы холодны и надежда отсечена, нет ни пламенения, ни радости.

11. Когда же он вступит [в область] превыше естества через преуспеяние в том, в чём имеет поддержку душа, тогда ум поднимается как над страстями и сражениями, так и над подвижничеством — через возвышенное сосредоточение в Боге, которое обращается к изумлению^[16], превышающему все движения, и пребывает в свободе от всего здешнего и в ясности мысли, которая превыше слова^[17].

12. Все эти [состояния] — внутри света разума^[18]. Ведь [человек] начинает соприкасаться с этим светом разума, с тех пор как он начнёт сражение против страстей и начал их одолевать. И пока он их одолевает и прекращает, так он преуспевает в свете разума и просвещается в сокровенном. Отсюда, после победы над страстями, начинает [действовать] сей свет разума. И пока страсти одолеваются, успокоение проявляется в разуме. И отсюда он преуспевает в сокровенных вещах и непрестанно приближается к изумлению помыслов.

13. Отсюда [следует, что] чин радости относится всё ещё к степени детскости в сих божественных вещах. Ибо какая радость близка к чину совершенства, которое (при том что великое дело радоваться о Боге, если радоваться по подобающей причине, а не в невежественных помыслах) сильно превосходит всякое совершенство разума?

14. И сие можно узнать также и из того, что относится к естеству: из того, что радость сильнее проявляется в детях, у которых темперамент^[19] приходит в движение из-за чего-то малого и они тотчас радуются; и также они легко обращаются к противоположному. Когда же детство переходит во взрослую степень, тогда оно в большой мере обретает спокойствие и умеренные движения. Также и в области божественного: в той мере, когда кто-либо простирается к ведению и чувствует Бога, его помыслы увлекаются к спокойствию, и он взирает на величие Божие как бы в изумлении, и в неизреченном молчании, и в стыдливости.

15. И благоговение ниспадает на него, так что он даже не дерзает вознести к Нему помысла или взирать на престол славы Его, как учит нас откровение пророка о серафимах во время их трисвятых славословий: как крыльями они покрывали лица свои, чтобы не воззреть со властью на великолепие славы Божией^[20]. Таковы и те, кто достиг оного ведения, свойственного чувствованию Бога, — ведения, которое взирает на Него в чём-то превышающем мысль людей, как говорит и святой Иоанн, инок Апамейский:

16. «Ведь к молчанию в конце концов приходит душа, когда она поднимается от движений страстей, и взирает на сокровенное, и ведение её пребывает в том, что духовно». И опять говорит: «Нечто неизреченное она чувствует, когда находится в молчании»^[21]. Итак, чин радости есть ещё степень детскости в сравнении со сладостью оного духовного движения о Боге^[22] в ведении о природе Его, то есть о мудрости Его и прочем, относящемся к богатству тайн Его, которые время от времени внезапно появляются в уме (b-hawnā), когда словесность останавливается от естественного бега движений своих в гавани покоя, который в ведении о Нём.

17. Ведением я называю не то, которое в словесном движении и в мыслительной части [души], но которое в чувствовании, приводящем к покою словесную силу в некой сладости изумления и приближающем [её] к остановке в безмолвии^[23] от бега всякого помысла. И в сей тайне мы имеем пребыть в Царствии Небесном, если будет достойно жительство наше. И сие есть вкус оного грядущего совершенства. В сей жизни о нём^[24] говорится таинственно. Также и о радости говорится в переносном смысле, что она есть вкус и залог оного Царствия, который [даётся] тем, кто не в состоянии слушать об оном чине совершенства, дабы хотя бы из вкуса сей радости они уразумели то, что превышает их степень.

18. Поэтому, когда начинает просвещаться разум, после того как он умолкнет и немного успокоится от сражения, и смущения от страстей, и блуждания суетных мыслей, которые смущают ви́дение, начинает проявляться в нём сие изумление помыслов через умопостигаемый свет разума.

19. И много раз за день возникают в нём изумительные движения, и собирается разум внутрь себя и оцепеневает. И пребывает^[25] человек в безмолвии и изумлении^[26]: иногда во время молитвы, а иногда во время службы; и кто ведает, насколько сладостны оные молчание и оцепенение, кроме тех, на ком почили они? Однако, сия собранность разума в начале [действия] разумного света бывает продолжительностью в час — и разум возвращается обратно к чину своему, пока опять не возникнут в нём иные [движения]^[27].

20. Продолжительность пребывания^[28] в собранности соответствует степени разума. Итак, когда разум достигает сего, то не всякий раз, когда он хочет, и не столько, сколько желает, позволяется ему совершать службу псалмопения. Ведь бывает, что он начинает службу, а от восхитительных движений, которые появляются в разуме, язык приходит в покой и умолкает, и речение пресекается и не движется, ибо разум успокоился и остановился.

21. И отныне ему не позволяется [приступить] к службе псалмопения, потому что взор разума был отнят от псалмов к тем сокровенным вещам, которые возникают изнутри. Это не обычные помыслы, но изумительные и неизреченные. Если же кто по своей собственной воле прекратит службу и молитву, не чувствуя сих изумительных помыслов, то он наполняется злыми помыслами, и тщетное блуждание овладевает им.

22. Сие же собирание разума и ви́дение ума (hawnā) бывает от продолжительного уединения от людей, и от просветлённости помыслов, и от борьбы против страстей. И, как я сказал, всякий раз, когда бывает это собирание помыслов и изумление движений, вначале оно бывает на короткое время, и [затем] разум приходит в своё [прежнее состояние], пока снова не настигнут его иные [движения].

23. Итак, когда инок достигнет сего чина и смешается с ним сия сладость в его сокровенном служении Богу, тогда мало-помалу отнимается у него уныние, и он не впадает в малодушие и душа его не становится стеснённой, как иногда [это бывало], ни от продолжительного безмолвия и уединения от людей, ни скорбями и болезнями тела. Ибо сладость разума его и утешение сердца его прогоняет и забирает у него эти скорби. Пока инок не приимет сокровенное утешение, не станет для^[29] него лёгкой тяжесть уныния.

24. Когда же он получит немного отдохновения от сей тяжести, тогда станет лёгким в очах его трудное жительство монашества. Итак, то, что я уже сказал, говорю и здесь, к вящей памяти тех, кто жаждет сих вещей: эти услаждения и чувствования бывают [тогда], когда на разуме почивает благодать и он облекается силою Духа.

25. Ведь сие есть сокровенная сила, а не сила учения и простых помыслов; и сии вещи бывают у инока соразмерно тому, как он исправляет страсти, которые в нём, и оставляет мiр, и пребывает в безмолвии [отдельно] от людей.

26. Да подаст тебе Сам Господь, чтобы не только из простого чтения ты познал сии вещи, но через свой собственный опыт познал, и почувствовал, и вкусил их по благодати Духа Святого, которая почивает на уме твоём (ʕal hawnāḵ). Аминь.

---