Льюис Бейли.
Практика благочестия

Размышления о бедственном состоянии не примиренных с Богом во Христе

О, несчастный человек! С чего мне начать описание твоих бесконечных бед, ведь ты осужден с самого зачатия и обречен на вечную смерть, еще не родившись для временной жизни? Я нахожу начало, но не конец твоим несчастьям. Адам и Ева были созданы по образу и подобию Божию и поселенны в раю, чтобы они и потомство их жили в блаженном состоянии бессмертной жизни, владычествуя над всеми тварями земными и лишь воздерживаясь от плодов одного дерева в знак своего подчинения всемогущему Творцу. И хотя Бог и запретил им эту малую вещь под страхом вечной смерти, они поверили слову диавола больше, чем слову Божию, сотворив Бога, по разумению своему, лжецом. И вот, будучи неблагодарны за все блага, дарованные им Богом, они перестали довольствоваться своим положением, словно Бог поступил с ними завистливо или скупо. Они поверили, что диавол сделает их причастниками более славных вещей, нежели дарованные им Богом. В своей гордыне они восстали на Всевышнего и, не желая повиноваться Богу, они кощунственно возжелали сами стать богами, равными Богу. Посему, потеряв образ Божий, они до покаяния своего уподобились диаволу. Также всё потомство их, как род мятежный, доколе они остаются нераскаянными, как ты, подвержено в сей жизни всем клятым бедам, а в жизни будущей – вечному огню, уготованному диаволу и ангелам его.

Отложи же на время свои суетные дела и взгляни со мною на прискорбные беды свои. Я не сомневаюсь, что, рассмотрев их должным образом, ты осозна́ешь, что лучше никогда не иметь естественного бытия, нежели не быть по благодати делателем христианского благочестия.

Итак, рассмотрим твои бедствия – (1) при жизни, (2) при смерти, (3) в посмертии.

В жизни твоей – (1) бедствия тела и (2) бедствия, искажающие душу.

В смерти твоей – бедствия, утесняющие душу и тело.

После смерти – бедствия, одолевающие и тело, и душу в аду.

Для начала рассмотрим те беды, что сопровождают тело в четырех возрастах жизни: младенчестве, юности, зрелости и старости.

Размышления о бедах человека в младенчестве

Чем ты был, явившись на свет младенцем, – беспомощным бессознательным существом, имеющим человеческий облик, но лишенным речи и разума? Ты родился запятнанным первородным грехом и нагим был повержен на землю. Какая же у тебя причина хвалиться своим рождением, которое было мукой и страданием для твоей матери, а для тебя самого – вступлением в тяжкую жизнь? Не имея возможности выразить величину этих страданий словами, ты по силам своим выразил их слезным плачем.

Размышления о бедах человека в юности

Что такое юность, как не прирученный зверь? Все поступки его бездумны и грубы, он не способен выслушать добрый совет, когда его дают, и, подобно обезьяне, не любит ничего, кроме игрушек и кукол? Потому силы и благоразумия можно набраться не иначе, как под страхом наказания от родителей и учителей. Словно родился ты, чтобы жить, понукаемый другими, а не по своей воле. Даже усталая лошадь не желает избавиться от своей ноши столь сильно, как ты устремишься выйти из сей рабской неволи – состояния, о котором не стоит и писать.

Размышления о бедах человека в зрелости

Что такое человеческий удел, как ни море, в котором, подобно волнам, одна беда накатывает вслед другой, и каждая следующая бывает хуже предыдущей? Не успел ты вступить в дела мира сего, как тебя окутало облако бедствий. Плоть твоя влечет тебя к похоти, мир манит усладами, а диавол искушает на всевозможные грехи. Тебя пугают угрозы недоброжелателей, беспокоят законные тяжбы, гнетут обиды дурных соседей, снедают заботы о жене и детях, смущает непокой от явных врагов и ложных друзей. Грех жалит тебя изнутри, сатана раскладывает перед тобою тенета, сознание прошлых грехов разит тебя сзади. Справа тебе досаждают невзгоды, слева тебя ослабляет благоденствие, сверху готово обрушиться на тебя Божие отмщение за грех твой, а под ногами твоими – адская пасть, что алчет поглотить тебя. И в этом жалком состоянии куда пойдешь ты за покоем и утешением? Дом полон забот, поле – трудов, село – грубости, город – раздоров, двор – зависти, церковь – разделений, море – пиратов, земля – разбойников. Или в каком состоянии ты пребудешь, видя, что богатству завидуют, а бедность презирают; уму не доверяют, а простоту поносят; суеверие осмеивают, а благочестие порицают; порок превозносят, а добродетель бесчестят? О, каким телом греха ты окружен в нечестивом мире! Что суть глаза твои, как не окна для созерцания суеты? Что уши твои, как не врата для потоков беззакония? Что чувства твои, как не спички для разжигания огня похотей? Что сердце твое, как не наковальня, на которой сатана выковал безобразные личины всех распутных стремлений? Ты знатен родом? Значит, тебе придется подвергаться опасности, воюя в чужих краях, чтобы заслужить земные почести, и не раз рисковать жизнью в отчаянном бою, чтобы не прослыть трусом. Ты родился в низком сословии? Господи, сколько тягот и забот придется тебе понести дома и на чужбине, добывая себе пропитание – и всё равно их, пожалуй, не достанет, чтобы избавиться от нужды. Но и когда, после многих трудов и службы, человек добывает себе нечто, сколь мало ему надежды в приобретенном! Ты сам каждый день можешь наблюдать, как тот, кто вчера был богат, сегодня нищ; кто вчера был здоров, сегодня болен; кто вчера веселился и смеялся, сегодня имеет повод скорбеть и плакать; кто вчера был в чести, сегодня в бесчестии; кто вчера был жив, сегодня мертв; и ты не знаешь, как скоро и каким образом сам умрешь. Кто может перечислить потери, кресты, скорби, бесчестия, болезни и бедствия, которые выпадают на долю грешного человека, не говоря уже о смерти друзей и детей, которая порой видится нам куда горше собственной кончины?

Размышления о бедах человека в старости

Что такое старость, как не вместилище всех недугов? Ибо если тебе выпало дотянуть до глубокой старости, то [вместо тебя прежнего] является старик, лысый и согбенный от дряхлости, с морщинистым лицом, гнилыми зубами и зловонным дыханием, гневливый и злобный, иссохший и сморщенный, омраченный слепотой, пораженный глухотой, одолеваемый болезнями и скрюченный от слабости; утративший все чувства, кроме боли, каковая сковывает каждый член его тела и не позволяет облегчить скорбь, пока не ввергнет его в могилу.

Итак, довольно о бедах телесных. Теперь [поговорим] о бедах, которые сопровождают в жизни сей главным образом душу.

Размышления о страданиях души в этой жизни

Бедственное положение души твоей станет более очевидным, если рассмотришь, во-первых, счастье, что она потеряла; во-вторых же, скорби, что она навлекла на себя грехом.

1. Утраченное счастье заключалось, во-первых, в наличии образа Божия, благодаря которому душа уподоблялась Богу в познании, имея возможность в совершенстве понимать открываемую [ей] волю Божию (Кол. 3.10; Рим. 12.2); во-вторых, в истинной святости, благодаря которой душа была свободна от всякого нечестивого заблуждения; в-третьих, в праведности, благодаря которой она могла употреблять все свои естественные силы и верно направлять все свои действия, из этих сил проистекающие. Утратив сей Божественный образ, душа потеряла любовь к Богу и блаженное общение с Ним, в котором заключаются ее жизнь и счастье. Если утрата земных богатств огорчает тебя столь сильно, не должна ли потеря сего Божественного сокровища привести тебя к большему беспокойству?

2. Скорби, которые душа навлекла на себя, включают две вещи: во-первых, греховность, а во-вторых, проклятие.

Греховность – это всеобщая поврежденность как естества души, так и ее действий: ибо естество ее заражено постоянной склонностью ко всякому греху (Еф. 2.3; Быт. 6.5); ум помрачен суетой (Рим. 12.2; Еф. 4.17); понимание затемнено невежеством (1 Кор. 2.14); воля устремлена лишь к вещам скверным и суетным (Фил. 2.3), а все ее деяния злы (Рим. 3.12). Воистину, это искажение столь сильно, что и в возрожденной душе зачастую желания не подчиняются руководству разума, а воля блуждает и соглашается на греховные побуждения. Как же велико насилие желания и воли в порочной душе, которая все еще пребывает в своей естественной поврежденности! Оттого-то несчастная душа твоя так обезображена грехом, испорчена похотью, замарана скверной, терзаема страстями, подавлена влечениями, измождена завистью, исполнена чревоугодием, помутнена пьянством, кипит мщением, охвачена яростью, а преславный образ Божий преложился в мерзкую личину диавольскую (Ин. 8.44) – настолько, что однажды раскаялся Господь, что создал человека (Быт. 6.6).

Из сего первого вытекает другая часть скорбей души, именуемая проклятием (Втор. 27.26; Гал. 3.10; Пс. 118.21). Проклятие бывает двух степеней: частичное и полное.

Частичное проклятие – это то, что совершается с душою в жизни и в смерти и является общим для души и тела.

Проклятие души в [сей] жизни – это гнев Божий, который ложится на сию тварь так, что не только бедствия, но и даже благословения и милости обращаются ей в погибель (Рим. 2.4-5; Иер. 28.13; Ис. 28.13); ужас, [обуревающий] совесть, отталкивает человека от Бога и служения Ему, так что он не смеет войти в Его храм и приступить к Его таинствам[1] (Быт. 3.8-10, 4.14; Евр. 2.15), но отдается в рабство сатане и своим собственным похотям и скверным влечениям (Рим. 1.21,24,26; Еф. 2.2; Кол. 1.13). Таково проклятие души в жизни [сей]. Теперь взглянем на проклятие души и тела при смерти.

Размышления о бедствиях души и тела при смерти

Когда старик, перенеся долгую болезнь и вытерпев все муки, ожидает облегчения, приходит смерть, самой природой назначенная убийца, проклятие Божие и поставщица ада. Она, черна и мрачна, смотрит старику в лицо, не жалея возраста его, не имея почтения к понесенным им скорбям. Ни серебра, ни золота не возьмет она, ни даже «кожу за кожу» (Иов 1 гл.), ни вообще всего, что только есть у старика, не примет она в уплату, чтобы пощадить его. Она поразит все главные составы его тела и схватит его, дабы предстал он перед страшным Судией. Господи, а если вдруг помыслит смерть, что старик недостаточно спешит последовать за нею! Сколько прискорбных стрел тогда вонзает она в него: раны, боль, спазмы, лихорадку, удушье, судороги, колики, камни, вздутия и так далее. О, сколь ужасное зрелище – видеть старика в постели, когда смерть нанесла ему смертельную рану! Как холодный пот прошибает ему всё тело, как судороги овладевают всеми его членами! Голова его запрокидывается, лицо бледнеет, нос чернеет, нижняя челюсть отвисает, взгляд замирает, язык выпадает, дыхание учащается и имеет землистый запах, и при каждом вздохе сердце его готово разорваться. Теперь бедная душа его действительно ощущает, что земное тело начинает умирать. Ибо как при кончине всего солнце превратится во тьму и луна – в кровь [Иоил. 2.31], звезды спадут с неба [Мф. 13.25], воздух наполнится бурями и мерцающими всполохами, земля задрожит, море взревет, и сердца людей замрут от страха, ожидая конца того, что начинается столь прискорбно, – так и при кончине человека, который есть малый мир, его очи, подобно солнцу и луне, теряют свой свет и ничего уже не видят, кроме кровавой вины греха; остальные чувства, подобно звездам, одно за другим замирают и низвергаются; его ум, рассудок и память, как небесные силы его души, сотрясаются страшными бурями отчаяния и яростными всполохами адского огня; его земное тело начинает трястись и дрожать, а телесные жидкости, как переполненное море, ревут и клокочут в его горле, ожидая ужасного конца того, что началось столь страшным образом.

И пока тебя таким образом призывают предстать на великое Божие судилище, в тебе самом уже воздвигается суд и темница. Разум восседает здесь на месте судии, диавол приносит список вины, огромный, как книга [пророка] Захарии[2] (Зах. 1.2; Иез. 2.10), в коем перечислены все злодеяния, когда-либо совершенные тобою, и все добрые дела, когда-либо упущенные тобою, и все проклятия и осуждения, надлежащие за каждый грех. Твоя собственная совесть обвиняет тебя, твоя память дает горькие показания, и смерть стоит рядом, готовая, как жестокий палач, расправиться с тобой. Если ты сам так осуждаешь себя, то как избежишь праведного осуждения от Бога, Который ведает все твои проступки лучше тебя самого? (1 Ин. 3.20). Ты бы и желал выбросить из ума гнетущие воспоминания о злых делах твоих, но они лишь быстрее приходят тебе на память и не отступают, но взывают к тебе: «Мы дела твои, и мы пойдем вслед за тобою!» [~Ин. 14.13]. И вот пока душа твоя мечется в тебе, лишенная мира и покоя, дети твои, жена и друзья понуждают тебя скорее привести в порядок [мирские] дела свои. Один плачет, другой чего-то требует, третий жалеет тебя, четвертый ободряет, но все они, словно рой мух, лишь усугубляют твою скорбь (Лк. xii. 20). И вот бесы, что пришли из ада по твою душу, начинают являться ей и ждут чтобы она вышла [из тела], алча схватить ее и унести. Она бы и рада остаться в теле, но чувствует, что то начинает постепенно умирать и, словно ветхая лачуга, готово обрушиться ей на голову. Ей страшно выходить, ибо адские псы ждут ее у порога. Сия душа, проведшая столько дней и ночей в пустых и суетных развлечениях, отдала бы сейчас весь мир, если бы он у нее был, за один час промедления, чтобы иметь возможность покаяться и примириться с Богом! Но сие невозможно, ибо тело ее, сопричастное ей в греховных делах, теперь не может быть сопричастно ей в покаянии, а ведь покаянию належит быть во всём человеке.

Ныне же душа видит, что все наслаждения ее исчезли, словно их и не было, и что остались лишь мучения, которым не будет конца. Кто в должной мере выразит ее скорбь о прошлых грехах, боль от нынешних бедствий и ужас перед грядущими муками?

Пребывая в столь крайних обстоятельствах, душа отовсюду ищет помощи, всякий раз оказываясь беспомощной. Потому в величайшем бедствии, желая услышать малейшее слово утешения, она обращается к своим глазам с такой или подобной речью: «О, глаза, что в прежние времена были столь зорки, неужели не углядите мне какого утешения или способа избежать сей страшной угрозы?» Но глаза уже лишились силы, они не видят свечи́, что горит перед ними, не различают дня и ночи.

Не найдя утешения в глазах, душа обращается к ушам: «О, уши, привыкшие развлекаться, слушая новые похвалы и сладчайшие звуки музыки, можете ли вы услышать новости или известия, сколько-нибудь утешительные для меня?» Но уши либо глухи и вовсе не слышат, либо слух столь ослаб, что не способен расслышать речь даже ближайших друзей. И что радостного могут сии уши расслышать в поступи смерти, когда в сей жизни они не желали слышать радостной вести Евангелия? Увы, и ухо не способно подать утешения.

Затем душа изливает свою скорбь языку: «О, язык, что был столь смел в словопрении, где ныне твои громкие и смелые речи? Теперь, в величайшей нужде, можешь ли что сказать в мою защиту? Можешь ли устрашить сих врагов грозными словами или обаять их изяществом речи?» Увы, язык еще два дня назад лишился дара речи: и в самой крайней нужде он не способен ни попросить питья, ни обратиться к другу, чтобы тот удалил мокроту, что может задушить умирающего.

Не найдя надежды на помощь, душа обращается к ногам: «Где же вы, о, ноги, что некогда были столь проворны в беге? Не унесете ли меня куда угодно из сего опасного места?» Но ноги уже оцепенели: если их не подвинет кто другой, они останутся бездвижны.

Затем душа взывает к своим рукам: «О, руки, что бывали столь тверды и мужественны и в мире, и на войне, и которыми я так часто защищалась и поражала врагов! Никогда не было у меня такой нужды [в вас], как сейчас. Смерть мрачно смотрит мне в лицо и убивает меня, адские твари поджидают у ложа, чтобы пожрать меня: помогите сейчас, или я погибну навеки». Увы, руки так слабы и так дрожат, что не могут донести до рта ложку пищи, чтобы подкрепить томящееся естество.

Несчастная душа, видя себя в столь отчаянном состоянии, лишенной друзей, помощи и утешения, и зная, что через час ее ждут вечные муки, удаляется в сердце (которое из всех членов primum vivens [первым начинает жить] и ultimum moriens [последним умирает]), откуда и произносит сей скорбный плач о себе.

Скорбный плач нечестивой души в час смерти

О, жалкое я создание! Как объяли меня волны смерти! Как потоки Велиаровы устрашили меня [Пс. 22.5][3]! Ныне разом настигли меня тенета и первой, и второй смерти. О, сколь внезапно и неощутимо явилась ко мне смерть – словно солнце, в коем глаз не замечает движения, хотя оно и стремительно. Сколь безжалостно смерть обрушивает на меня свою злобу! Бог милости совершенно оставил меня, а диавол, не ведающий милости, ждет, чтобы забрать меня. Сколь часто верные проповедники слова Божия предупреждали меня об этом скорбном дне, но я лишь посмеивалась над ними! К чему теперь вся моя гордыня, красивый дом и нарядные одежды? Где сладость всех моих яств? Все мирские блага, что я столь усердно копила, я отдала бы теперь за добрую совесть, каковой я так бездумно пренебрегла. Что за радость осталась от всех прежних плотских услад, в коих я видела свое главное счастье? Те глупые услады были лишь ложными мечтами, что ныне рассеялись подобно неверным теням; но мысль о вечных муках, которые я должна претерпеть за те краткие услады, терзает меня, как ад, еще прежде, чем сама я сойду во ад. Но, признаюсь, ныне я получаю по заслугам. Я была создана по образу Божию разумной душою, способной рассудить о собственном состоянии. Мне часто предлагали милость [Божию] и молили принять ее. Но я пренебрегла Божественной благодатью и предпочла греховные удовольствия благочестивому попечению об угождении Богу. Я беззаботно проводила свой короткий век, не помышляя об ответе, что предстоит мне дать при кончине. Ныне же все услады моей жизни вместе не возмещают даже малой доли наставших мук: радости мои были мимолетны и сгинули прежде, нежели я успела насладиться ими, но страдания мои вечны и никогда не узнают конца.

О, если бы я потратила часы, проведенные за карточным столом, игрою в кости и другими гнусными занятиями, на чтение [Священного] Писания, на слушание проповеди, на приобщение [Святых Таин], на плач о своих грехах, на пост, бдение, молитву и приготовление души, чтобы ныне отойти в твердой надежде на вечное спасение! О, если бы мне сейчас начать свою жизнь заново! Сколь презирала бы я мир и его суету! Сколь набожно и чисто бы я жила! Сколь усердно посещала храм и сколь свято проводила бы воскресный день! Пусть сатана предложил бы мне все сокровища, утехи и прелести мира сего, он никогда не заставил бы меня забыть ужасы последнего страшного часа.

О, тленный труп и скверный мертвец, [тело мое]! Как обманул нас диавол! Как могли мы в одно время и служить, и лгать друг другу, навлекая на нас обоих скорую погибель! Теперь же мое положение более бедственное, чем у зверя, угодившего в капкан, ибо мне должно отвечать перед престолом праведного Судии неба и земли, и некому будет говорить за меня. Злобные бесы, коим ведомы во все мои злодеяния, будут обвинять меня, а я не смогу оправдаться. А мое сердце – оно уже осуждает меня. Посему я буду проклята перед судилищем Божиим и унесена адскими исчадиями в ужасную темницу бесконечных мук и кромешной тьмы, где мне никогда уже не увидеть света, сего первого и самого прекрасного творения Божия. Меня, хвалившуюся своим распутством, сатана ныне держит в когтях, как хищный сокол – трепетную куропатку. Где провести мне сию ночь и кто будет моими спутниками? Страшно подумать, горестно помыслить об этом! Проклят день, в который я родилась! День, в который родила меня мать моя, да не будет благословен! Проклят человек, который принес весть отцу моему и сказал: «У тебя родился сын», и тем очень обрадовал его. Проклят тот человек, что не убил меня! О, если бы мать моя была мне гробом, и чрево ее оставалось вечно беременным! Для чего вышла я из утробы матери, чтобы претерпеть эти адские горести, и чтобы дни мои исчезли в вечном бесславии? [~Иер. 20.14-18]. Проклят тот день, когда я впервые соединилась со столь злополучным телом! О, как хочу никогда более не видел тебя! Наше расставание скорбно и печально, но наша грядущая встреча в оный страшный день, когда належит мне получить всю полноту заслуженного отмщения, будет куда ужаснее и невыносимее. Но зачем запоздалым сетованием пытаюсь я протянуть время? Настал мой последний час, я чувствую, как рвутся жилы сердца. Сия нечистая земная храмина рушится мне на голову, и нет ни надежды, ни помощи, ни места, где мне пребывать далее. Что же, скверный труп, не пора ли мне уйти? О, труп нечистый, прощай и будь проклят!

И вот, трепеща, душа покидает [тело], и тот же час ее похищают адские исчадия и жестоко, torrenti simili [подобно потоку], несут в бездонное озеро, горящее огнем и серой. Там ей предстоит быть в узах и муках до всеобщего суда в оный великий день (Откр. 21.8; Иуд. 6 гл.; 1 Пет. 3.19).

Затем безобразный сей труп кладут в могилу. Когда сие происходит, в большинстве случаев [можно сказать, что] мертвецы хоронят мертвецов [Мф. 8.22], то есть мертвые во грехе, хоронят тех, кто умер из-за греха. Так безбожный и невозрожденный человек мира сего, что считал своим раем – землю, своим богом – чрево, своим законом – похоть, который при жизни сеял суету, ныне же умер и пожинает несчастье. Как в благоденствии он чуждался служения Богу, так в несчастье Бог не желает избавлять его, тогда как диавол, коему человек столь долго служил, ныне, наконец, платит ему за службу. Скверной была жизнь сего человека, проклята ныне его смерть. Диавол завладел его душой, могила – его прахом: в каком рве погибели [Ис. 38.17], логове смерти и темнице скорби оставим мы бедного грешника, истлевающего с устами, полными земли, чревом, полным червей, и телом, полным зловония, в ожидании страшного воскресения, когда тело воссоединится с душой, чтобы, как грешили они вместе, так и примут вместе вечную муку.

Итак, до сего [рассуждали мы] о бедствиях души и тела при смерти, что есть лишь частичное проклятие. Теперь [поговорим] о полноте проклятия, которая состоит в бедствии души и тела после смерти.

Размышления о бедствиях человека после смерти,
что составляют полноту проклятия

Полнота проклятия, обрушиваясь на тварь, неспособную понести его тяжесть, низвергает ее в бездонную глубину бесконечного гнева Всемогущего Бога, называемую адским осуждением (Лк. 8.28 и 16.23; 1 Фес. 1.10; Мф. 23.33). Эта полнота проклятия бывает либо частной, либо общей.

Частная [полнота проклятия] есть то, что в меньшей степени опаляет душу, едва та разлучается с телом (Лк. 16.22-23; 1 Пет. 3.19; Иуд. 1.6-7), ибо в самый миг разлучения она пребывает пред взором Божиим. Ибо когда душа теряет зрение плотских очей, то обретает зрение духовное, как [первомученик] Стефан, узревший славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога (Деян. 7.5), или как слепорожденный, чудесным образом обретя зрение, видит солнце, которого не видел никогда прежде. Тогда, по свидетельству ее собственной совести, Христос, праведный и всеведущий Судия, Своей вездесущей силой даст душе понять, какая кара и наказание належат ей за грехи и каково должно быть ее вечное состояние. И вот, стоя ввиду небес, но не имея возможности по нечистоте взойти на небеса, приступает душа к престолу Божию, но в тот же час злые ангелы похищают ее, чтобы жестоко утащить в ад, где душа содержится, словно в темнице, в вечных муках и цепях, во мраке, до великого судного дня. Однако, [она всё еще пребывает] не в тех величайших мучениях, что уготованы ей в последний день.

Общая полнота проклятия состоит в большей мере полноты, каковая падет на душу и тело, когда могучей силой Христа, верховного Судии неба и земли, душу выведут из ада, а тело – из могилы, как узников, чтобы принять страшную участь по своим злодеяниям (2 Пет. 2.9; Иуд. 1.7; Откр. 9.18; Ин. 5.28-29; Откр. 22.13). О, как при конце мира в реве моря, трясении земли, трепете сил небесных (Мф. 24.29; Лк. 21.24-25) и ужасах небесных знамений, встретят нечестивые конец своих ухищрений! О, сколь ужасным образом поприветствуют друг друга проклятая душа и тело, воссоединяясь в оный страшный день!

Слово проклятой души к своему телу при новой их встрече

«О, клоака греха, о, сгусток скверны, – скажет [тогда] душа своему телу, – для чего я принуждена вновь войти в тебя, не как в жилище для отдыха, но как в темницу для мучений! Для чего предстаешь, подобно дочери Иеффаевой[4] [Суд. 11-12 гл.], мне на великое мучение! Лучше бы Бог навеки оставил тебя истлевать в могиле, дабы я никогда больше не видела тебя! Сколь смутимся мы с тобою, когда перед Богом, ангелами и людьми откроются все те тайные грехи, что мы совершили вместе! Ужели я лишилась рая из-за любви к столь безобразному мертвецу? Ужели ты – та самая плоть, ради услад которой я предавалась столь многим блудодеяниям? О, мерзкое чрево! Сколь глупа была я, сотворив тебя богом! Сколь безумна была я, чтобы ради мимолетных радостей претерпевать сии вечные муки! Что вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы (Пс. 113.6), и не падете на меня, чтобы скрыть меня от лица Того, Кто придет воссесть на престол сей; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять [Откр. 6.17]? Почему трепещешь ты, земля, пред лицом Господним, но не откроешь уст твоих, и не поглотишь меня, как Корея, чтобы я не был виден?

О, злые исчадия! Если бы только вы немедля разорвали меня на части, при условии, что вы разорвете меня в ничто!»

Но пока ты, [человек], тщетно оплакиваешь свое бедствие, ангелы (Мф. 13.41) силою влекут тебя от края могилы к месту близ судилища Христова. Здесь ты встанешь внизу на земле, как проклятое козлище, по левую руку Судии, и Христос вынесет тебе приговор (Мф. 25.33).

Внутри же тебя собственная совесть твоя, каковая сильнее тысячи свидетелей, обвинит тебя. С одной стороны, бесы, искушавшие тебя на разные непотребства, будут вместе с твоей совестью свидетельствовать против тебя, с другой же стороны станут святые угодники и ангелы, и утвердят правый суд Христов; позади тебя – ужасный шум подобных тебе нечестивцев, ожидающих тебя к себе; перед тобою – весь мир, пылающий огнем; над тобою – гневный Судия заслуженного возмездия, готовый объявить тебе приговор; под тобою – полная огня и серы пасть бездны, отверстая, чтобы принять тебя. В сем прискорбном состоянии скрыться тебе невозможно (хотя и желал бы ты, чтобы горы пали на тебя и спрятали тебя (Откр. 6.16-17)), показаться же невыносимо. Однако тебе придется предстать [на суд], чтобы вместе с другими нечестивцами услышать себе приговор: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» [Мф. 25.31].

«Идите от Меня» – значит, [примите] лишение всех радостей и счастья.

«Проклятые» – значит, [примите] мрачное и страшное отлучение.

«В огонь» – значит, [примите] жестокие муки.

«Вечный» – значит, [примите] вечное наказание.

«Уготованный диаволу и ангелам его» – значит, здесь место адских мучений для тебя и тех, кто с тобою.

О, ужасный приговор, которого осужденному уже не избежать. Будучи произнесен, приговор сей не может быть оспорен, а человек не может подать против него ни протеста, ни обжалования, так что проклятым не остается ничего, кроме адских мук, не знающих ни облегчения, ни конца! С этого судилища ангелы низвергнуть тебя, вместе со всеми бесами и нечестивцами, в бездонное озеро кромешной тьмы, вечно горящее огнем и серой (Откр. 21.8). И когда ввергнут тебя в него, будет здесь такой плач, вопль и стенание, что плач сообщников Корея, Дафана и Авирона[5], когда земля поглотила их, не сравнится с этими криками. О, самый звук его покажется тебе адом, прежде чем ты сойдешь в ад. Оказавшись в этом озере, ты будешь вечно тонуть, но никогда не встретишь дна; будешь вечно сетовать, но никто не сжалится; будешь вечно рыдать от жаркого пламени и скрежетать зубами от страшного холода; будешь лить слезы, ведая, что твоей беде уже не помочь; будешь плакать, зная, что каяться бесполезно; будешь стенать, разумея, что горести вечных мук ты понес за сень кратких утех; будешь вопить, видя, что самый вопль твой не приносит пользы; плача, ты прольешь слез больше, чем воды в море, ибо вода в море конечна, плач же нечестивого бесконечен!

Там похотливые очи твои будут мучиться видом скверных духов; любопытное ухо твое будет испугано ужасным шумом бесовским, плачем и скрежетом зубов нечестивых; любосластный нос твой будет уязвлен зловонием серы; утонченный вкус твой будет страдать от нестерпимого голода; привыкшая к пьянству гортань твоя будет томиться неутолимой жаждой; рассудок твой будет терзаться мыслью о том, что из-за любви к зыбким усладам, что исчезли, едва успев явиться, ты безумно лишился райских радостей и подвергся адским мукам, что продлятся вечно. Совесть твоя станет жалить тебя, как аспид, едва вспомнишь, сколь часто Христос через [Своих] проповедников даром предлагал тебе отпущение грехов и Царствие Небесное, если ты только уверуешь и покаешься, сколь легко мог бы ты обрести милость в те дни, сколь многократно близок ты был к покаянию, и всё же позволил диаволу и миру удерживать себя в нераскаянном состоянии, а также о том, что день милости уже прошел, и никогда более не настанет. Как станешь сокрушаться, едва поймешь, что ради сиюминутного богатства ты потерял вечное сокровище и сменил райское счастье на адские муки, где каждая часть твоего тела будет терзаться страданиями постоянно и непрерывно!

В сих адских муках ты навсегда лишишься блаженного лицезрения Бога, в котором состоит единственное благо и жизнь души; ты более не увидишь ни малейшего сияния радости, но пребудешь в вечной темнице кромешной тьмы, где нет иного закона, кроме ужаса; иных голосов, кроме воплей богохульников и кутил; иного звука, кроме криков истязаемых и истязателей; иного общества, кроме диавола и ангелов его, которые, сами претерпевая мучения, не имеют, как излить ярость свою, разве что истязая тебя. Здесь кара без жалости, беда без милости, горе без помощи, плач без утешения, горе без меры, мука без облегчения. Здесь червь не умирает и огонь не угасает [Мк. 9.48], но гнев Божий охватывает душу и тело, словно пламя огня – кусок смолы или серы. В этом пламени ты будешь вечно гореть, но никогда не сгоришь; вечно умирать, но никогда не умрешь; вечно стенать в смертных муках, но не избавишься от них и не узнаешь конца страданию. И после того, как ты пребудешь в них столько тысячелетий, сколько травы на земле или песка на морском берегу, ты не станешь ближе к концу своих мучений, нежели был в первый день, когда тебя ввергли в них. Воистину, эти мучения [на всякий час] так далеки от своего конца, словно они всегда только начинаются. О, если хотя бы через тысячу тысяч лет в твоей погибшей душе могла хотя бы промелькнуть надежда на то, что ее мучениям придет конец, это одно было бы некоторым утешением – помышлять, что когда-то этот конец настанет. Но едва лишь в разуме возникнет это слово, «никогда», оно становится новым адом посреди ада.

Разумение сего подвигает проклятых вопиять «οὐαὶ, οὐαὶ» [увы, увы], как если бы они хотели сказать «οὐκ ἀεὶ, οὐκ ἀεὶ» [не навек, не навек], «Господи, не навек, не навек оставь нас в сей муке!» Но совесть эхом ответит им: «Ἀεὶ, ἀεὶ», «навек, навек»![6] Отсюда их горестное «οὐαὶ», «увы» во веки веков!

Это и есть смерть вторая, всеобщая совершенная полнота всех проклятий и страданий, которую должен претерпеть каждый проклятый нечестивец, пока Бог и Его святые будут вечно наслаждаться блаженством и радостью на небесах.

Итак, до сего [рассуждали мы] о бедствии человека, не обновленного благодатью во Христе и пребывающего в своем поврежденном состоянии.

Теперь же настало время поговорить о самопознании человека, возрожденного Христом.


[1] Англ. come to his presence and ordinances, букв. войти туда, где Он присутствует и [приступить] к тому, что Он установил.

[2] В реальности книга пророка Захарии не слишком велика. По объему текста, выраженному в количестве слов (их в книге 4855) она занимает 33-е место из 66 канонических книг Библии.

[3] Бейли цитирует этот стих, переводя его на английский с Климентовой Вульгаты («Quia circumdederunt me fluctus mortis, torrentes Belial terruerunt me»). В Синодальном переводе: «Объяли меня волны смерти, и потоки беззакония устрашили меня».

[4] Иеффай – библейский персонаж, один из судей (народных вождей) Израиля. Сражаясь с язычниками, дал Богу обет принести Ему в жертву первое, что встретит его дома. По возвращении, Иеффая встретила его дочь, и он, тоскуя, исполнил свой обет. Толкователи не имеют единого мнения относительно того, что именно сделал Иеффай. Поскольку человеческие жертвоприношения строго осуждались Библией, большинство считает, что дочь Иеффая была «посвящена» Богу в том смысле, что ей не было дозволено вступить в брак. В христианской традиции встреча Иеффая с дочерью выступает как пример радостного по сути события, полностью омраченного обстоятельствами.

[5] Корей, Дафан и Авирон – библейские персонажи. Во время странствований израильтян под предводительством Моисея подняли на него мятеж. Бог прогневался на них, и их поглотила земля. В христианской традиции считались символами церковного раскола и мятежа против Бога.

[6] В греческом языке эпохи Бейли, как и в новогреческом языке, данные слова читаются следующим образом: οὐαὶ – [уэ́], οὐκ ἀεὶ – [ука́й], ἀεὶ – [ай]. Однако Бейли мог использовать так называемое «эразмовское произношение» – предложенную Эразмом Роттердамским реконструкцию фонетики древнегреческого языка V века до н.э. В этом случае приведенные слова читались бы так: οὐαὶ – [уа́й], οὐκ ἀεὶ – [ук аэ́й], ἀεὶ – [аэ́й].